Вот из похода возвращается победоносный воин. Он давно не был дома, и он не знает еще, какая пришла беда, какой страшной ловушкой встретит его родной замок. Не знает, что сам отдает себя и всех своих людей во власть неотвратимого.
Лене жалко и воина, и его спутников.
Вот над целым миром нависла исполинская крылатая фигура.
«А это, наверное, ангел Последнего Дня, — думала Лена, — но разве у ангелов бывает хвост?»
Нет, это был не ангел. Это был Гость. Он привел свой народ из потустороннего мира. Он просил убежища для своего народа. Но он утаил, что вслед за ним просочилось зло. И зло начало свою жатву. И страшная смертоносная Песнь зазвучала на просторах Мира.
Тени складывались в картины. Картины и слова — в истории, туманные притчи или непонятные, как из японского театра кабуки, сцены. Непонятные, но потому, пожалуй, еще более мрачные.
Лену накрывало и уносило.
«Хороша сказочка!» — думала какая–то маленькая и далекая–далекая ее частичка.
Просвет в страшноватом эпосе забрезжил нескоро.
Было бегство. Поначалу удачное, но дальше что–то пошло не так. Лена не поняла…
И был, наконец, герой. Он погиб, и неизвестно точно, добился напоследок хоть чего–нибудь своей смертью или нет. Но впечатление осталось такое, что добился. Наверное, потому, что остальные, не герои, выжили.
И все истаяло, как дым. Лена поняла, что представление закончилось.
Но завершилось только действие вовне — на волшебных пластинах. А в ней — внутри ее существа — продолжались события. Их отражения и преломления теперь жили в ней. И навсегда останутся в ее памяти, в ее душе.
Лена не поняла только, к чему ей рассказали такую страшную историю. Какова мораль?
Она знала, что в каждой сказке, в каждой притче должно быть какое–то назидание.
Взять хоть историю всемирного потопа. Люди грешили, и Бог наказал их. Устроил глобальную помывку планеты.
Рассуждая по аналогии, Лена предположила:
— Это была кара? — прошептала она. — Спаслись только правильные люди?
Вопрос возник и повис в наполненном струистым светом пространстве. И так же незнамо откуда всплыл ответ.
— Есть те, кому нравится думать так. Думать, что люди совершили ошибку и были наказаны, а теперь мы живем, не ведая об ошибке, совершенной нашими предками, но помним о наказании, чтобы не совершать ошибок, чтобы быть осмотрительнее во всех наших деяниях. Но это не так. Если бы все было так просто, на свете жили бы одни непогрешимые, способные выбирать единственно верный путь и не ошибаться в выборе решений.
— Так что же это было? — вновь прошептала Лена, поняв вдруг, что долго еще сможет говорить только шепотом.
— Смерть просто пришла в наш дом и пометила своим знаком его и всех в нем живущих… Помни об этом…
Окончательное, какое–то огненно–черное впечатление от этих слов опрокинуло Лену в бездонный, темный водоворот из которого она неожиданно вынырнула, вовсе тому не удивившись, совсем в другом месте — возле самого выхода из–под храма–купола.
Прямо перед ее лицом чуть слышно журчала тоненькая струйка воды, стекающая с каменного выступа высоко над головой. В своем падении струйка проходила через два очень красиво отлитых в виде венков из виноградных листьев кольца.
— Омой лицо и руки, дитя, — сказал откуда–то из–за спины жрец.
Голос его был усталым.
Лена послушно умылась.
Струя воды, лившаяся ей в ладони, походила на длинную ровную палочку из жидкого стекла.
Хотелось «домой» — в дом Остина. Нужно было отдохнуть и переварить впечатления. А там уже и подумать, как ей жить дальше, как поступить немедленно и к чему стремиться.
Лена спросила, как ей добраться назад. Отважилась. И услышала спокойный и уверенный ответ:
— Теперь ты всегда найдешь путь назад. К своему дому.
К своему?
Вот это тоже предстояло еще обдумать хорошенько.
— До свидания, — вежливо сказала Лена и вышла наружу.
Внутри нее жило непонятное звенящее чувство, а ноги сами несли ее прочь. Тени странных рыцарей со странными мечами в странных доспехах провожали ее.
Она шла и не видела, как оставшийся на пороге храма жрец, оцепенев, неотрывно смотрит ей вслед.
— Вода не дрогнула! Молот Исса! Свершилось, наконец.
* * *
— В чем… В каком деле я должен тебе помочь? — спросил Илай.
— Ты слишком напуган, — мягко сказал Флай лавочнику.
— Ты постарался… — огрызнулся тот.
— Но ты боишься не того, чего нужно бояться. Не меня страшись.
— Кого же?
— Заветы наших предков мертвы без взгляда вокруг и вперед себя. Знаки и невидимые глазу письмена рассеяны везде. Они способны открыть путь к пониманию каждому, у кого хватит терпения и смелости. Прошлое дарит будущее тревогой и предупреждением, будущее отдаривается надеждой и возможностями. Мы стали самонадеянны и перестали ловить ветер судьбы. А он меняется. И не только для нас. Ветер Судьбы этого мира набирает силу. Грядет шторм! Догадываешься, кто будет сметен первым?
Илай догадывался.
Открыл рот, но не нашел слова и так ничего не сказал.
— Так почему ты и другие слепы!? — продолжал Флай. Это началось не вчера, нет. Помнишь, когда была Восточная Война
[12]
. — Флай приблизил свое лицо к лицу лавочника и смотрел прямо в глаза. — Следи за моими словами.
— Слежу… — пробормотал тот, — но что эта война для нашего народа?
— Мы часть этого мира и все, что в нем творится, важно для нас, — все так же глядя прямо в глаза, говорил Флай. — Особенно если в этом огненные письмена Судьбы. И поиск центра Мира… И одиннадцать лун!
Илай возжаждал ускользнуть от этого взгляда, но не мог ни отвести глаз, ни перевести дух.
— И что ты знаешь о ней, об этой войне?
— Официально она закончилась что–то около десяти лет назад, так? — неуверенно ответил тот, и сам удивился что вспомнил это, ибо вовсе не интересовался ничем, кроме своих нужд, а значит, и не должен был вроде бы знать, когда эта чужая война закончилась.
