На Колино превеликое счастье она вдруг решила в половине двенадцатого ночи вынести мусор. Открыв дверь и обнаружив валяющегося на полу Самойленко, в первое мгновение женщина злорадно подумала: «Ага! Такой хороший, такой интеллигентный — а ничем от моего не отличается. Надрался, как скотина, до дому даже не дополз!»
Она уже хотела просто переступить через Николая, чтобы на обратном пути позвонить в дверь соседке — пусть идет, забирает свое богатство, — как вдруг заметила, что волосы на затылке у Николая мокрые от крови. Кровь также стекала из его порезанной руки, оставляя на полу красную дорожку, тянувшуюся от самого балкончика.
Женщина склонилась ниже, в слабом свете коридорной лампочки пытаясь заглянуть в лицо своего соседа, а когда увидела — закричала дико:
— У-би-ли-и! Ко-лю-ю у-би-ли-и! А-а-а!
На ее крик на площадку выскочили Петр Павлович и Наташа, за ней выбежали и ее родители, которые приехали к ним в гости.
Наташа, увидев Николая, тут же рядом с ним сползла по стенке, упав в обморок.
Пока женщины — соседка и мама — пытались привести ее в чувство, мужчины — Петр Павлович с тестем, — подхватив Николая за руки и за ноги, втащили его в квартиру, уложив на диван, и спокойно, как умеют это в критической ситуации делать только мужчины, взялись осматривать-ощупывать его, пытаясь разобраться, чем смогут помочь ему до приезда врачей…
Несмотря на сотрясение мозга и настойчивые рекомендации врача «Скорой» сделать снимки челюсти и затылочной кости, Николай ехать в больницу отказался.
Придя в себя, он сам «продиагностировал» состояние ребер, костей рук и ног и поставил себе утешительный диагноз — вроде бы все цело. А значит, ему просто надо немного отлежаться…
Уже позже, пытаясь понять, кто мог на него напасть, Коля продумывал разные версии, кроме самой главной — что покушение было связано с его работой.
— Да нет же, — говорил он Наташке, успокаивая ее, — если бы им не понравилась моя передача, они бы мне так и сказали. Они бы обязательно поставили условие — мол, будешь продолжать, получишь еще. А они молчали. Когда били, всякую чушь кричали, конечно, но об этом ни слова.
— Коля, но кому еще надо было тебя избивать? У тебя же даже ничего не украли!
— Как — ничего?! А торт, а шампанское, а цветы?! А плюшевый медвежонок? Да нет, Наташ, это просто малолетки развлекались — насмотрелись боевиков, вот и решили попрактиковаться.
— Малолетки развлекались… — горько кивала головой жена. — Малолетки справились бы с тобой, с таким бугаем, с бывшим офицером спецназа? Коля, ты же сам прекрасно понимаешь, что несешь ерунду!
— Так их же была целая банда. И вообще, Наташа, перестань! Этот случай никак не связан с моей работой, и давай забудем об этом навсегда. Думаешь, то, что со мной справились какие-то придурки, не бьет по моему спецназовскому самолюбию? — отшучивался он, обнимая Наташку.
Он действительно не мог поверить, а точнее, не хотел верить в то, что сумел, только-только раскрутив программу, кому-то сильно наступить на хвост…
* * *
Самойленко действительно удавалось все, за что бы он ни брался. Он ведь даже представить себе не мог, что в его популярном цикле сможет когда-нибудь появиться подобный сюжет — о парне такой своеобразной профессии…
С этим парнем Николай познакомился совершенно случайно в сентябре.
Он любил обедать в центре города, в кафе «Октябрьское», в так называемой бывшей «цековке» — столовой возле бывшего здания ЦК КПБ, а ныне резиденции президента. Уютный небольшой зал, хороший сервис, неплохая кухня и невысокие цены способствовали тому, чтобы в обеденный перерыв Николай отправлялся на метро или на своей машине именно сюда.
В тот день он спокойно и не спеша расправлялся с котлетой по-киевски, запивая ее холодным пивом и погрузившись в свои мысли, когда вдруг сидевший рядом с ним за столиком парень произнес:
— Браток, извини, конечно…
— Что случилось? — Коля поднял глаза.
Парень как парень — лет тридцать на вид, загорелый, высокий, спортивный, в хорошем джинсовом костюме и с дорогими часами на руке. Перед ним стояла целая батарея закусок, а завершала картину открытая, но еще не начатая бутылка молдавского коньяка «Белый аист».
— Ты не подумай ничего такого… Просто, понимаешь, хочется выпить немного, а один — ну никак не могу. Не составишь мне компанию, а?
Буквально секунду размышлял Николай над неожиданным предложением соседа, а затем, еще раз смерив взглядом бутылку коньяка и просчитав, что на работе дел особых после обеда не предвидится, согласился.
— Отлично!.. Девушка, — позвал парень официантку, — еще рюмку будьте добры.
Когда посуда появилась на столе, он разлил коньяк и, подняв свою рюмку, коротко предложил:
— Будем?
— Будем! — поддержал его Николай, в несколько глотков опустошая рюмку и чувствуя, как приятно коньяк разливается теплой волной по желудку.
— Тебя как зовут?
— Коля.
— Саша, — они пожали друг другу руки.
— У тебя какие-то неприятности? — поинтересовался у нового знакомого Самойленко причиной столь настоятельной необходимости выпить.
— Да нет. Я просто в отпуске сейчас. Расслабляюсь. Гуляю… Вот ты — кем работаешь?
— Да так, в мелком бизнесе подвизаюсь… Кручусь, верчусь, туда-сюда, — уклончиво ответил журналист — в последнее время он не слишком охотно признавался посторонним, чем занимается. — А ты? — А я? — парень вдруг замолчал, смерив Николая взглядом, а затем, будто что-то решив про себя, с улыбкой ответил:
— А я наемник.
— ?..
— Обыкновенный наемник. Воюю за деньги на стороне того, кто платит.
— Заливаешь.
— Смотри! — парень вытащил из внутреннего кармана куртки несколько снимков и небрежным движением бросил их на стол перед Николаем.
На фотографиях действительно был он — в камуфляже незнакомого покроя, в бронежилете, с ремнем вместе с подсумками, в высоких черных кроссовках и с автоматом АК-74 в руках. Черная налобная повязка довершала классический портрет наемника-профессионала.
За спиной у парня на всех трех фотографиях были заросшие редколесьем горы, и Коля еще раз внимательнее вгляделся в лицо своего нового знакомого.
— Так ты серьезно?
— Вполне.
— А за кого воюешь?
— Сейчас — за сербов.
— В Югославии?
— В Боснии.
— Ну, ты даешь!.. Сейчас за сербов. А раньше, если не секрет, конечно?
