В бригаде были русские и эстонцы. Бригадир, типичный эстонец
в типично эстонской шапке, показал мне, что делать, и я стал это делать. Я
подавал кирпичи на ленту транспортера. Сложнейший трудовой процесс! Берешь два
кирпича, кладешь их на ленту, снова берешь два кирпича и опять кладешь их на
ленту. Кирпичи торжественно плывут вверх и там превращаются в стену. Мы строим
ферму для лисиц. Берешь два кирпича, кладешь на ленту. Берешь два кирпича,
кладешь на ленту. Придумали же люди эту дьявольскую штуку – ленточный
транспортер. Он не ждет. Берешь два кирпича, кладешь их на ленту.
Берешь два кирпича, кладешь их на ленту. Внизу кирпичей
становится все меньше, а стена чуть повыше. Для вас, лисички. Для вас, дамочки.
Берешь два кирпича, кладешь на ленту. Берешь два кирпича, кладешь на ленту.
Неподалеку какой-то детина вяло ковыряет ломом старую стену.
Ее надо снести, чтобы очистить место. Детина осторожен, боится падающих
обломков.
После перекура я попросил бригадира поменять нас местами с
тем детиной.
Он предупредил, что это очень трудно – ломать такие
стены, но я сказал:
– Ничего, это по мне.
Детина, видимо, очень доволен. Он берет два кирпича и кладет
их на ленту, берет еще пару и кладет на ленту. И я доволен. Я бью ломом в
старую стену, чертовски крепкую стену. Молочу по кирпичам и между ними, Раз,
раз, два и три! Р-раз! Я бью в стену, стоя на месте и с разбега, как в своего
векового врага. Я остервенел и бью, бью, бью. С грохотом падает и рассыпается
огромный кусок стены. Подходит бригадир. Он не понимает, что со мной.
А я бью ломом в старую стену, которая никому не нужна.
Бью ломом в старую стену!
Бью ломом!
Бью!
Может быть, вот оно – бить ломом в старые стены? В те
стены, в которых нет никакого смысла? Бить, бить и вставать над их прахом? Лом
на плечо и дальше, искать по всему миру старые стены, могучие и трухлявые и
никому не нужные? Лупить по ним изо всех сил? Это не то, что класть кирпичи на
бесконечную ленту.
Весело в прахе и пыли с ломом шагать на плече.
Расчищать те места на земле, где стоят забытые старые стены.
К концу рабочего дня я сломал всю стену до основания. Я
стоял на груде битого кирпича и курил. Рядом в сумерках белела новая стена. Я
подумал, что завтра будет веселее класть кирпичи на ленту. Сам не понимаю,
почему, но я так подумал.
***
Наконец пришли сейнеры. Нас освободили от подсобных работ, и
мы помчались на третий причал. На причале уже околачивалось много народу. Здесь
был председатель колхоза, его заместитель и старший капитан колхозной флотилии
старикашка Кууль. Незнакомые нам здоровенные ребята уже бродили по палубам
сейнеров, На причале вертелись девчонкии в комбинезонах. Две-три из них
определенно заслуживали внимания. Я сказал об этом Юрке и Алику. Они
согласились, но посмотрели на меня как-то странно. Чудаки, неужели они думают,
что я всю жизнь буду сохнуть по Галке? Я ведь не Пьеро какой-нибудь, я человек
вполне современный.
Галдеж на причале стоял страшный. Мы присели на ящике
немного в стороне от публики, закурили и стали посматривать. Море было веселое.
Бугристое, холмистое, местами черное, местами зеленое. Все было в движении:
тучи двигались в Финляндию, сейнеры покачивались в маслянистой воде, на мачтах
текли флаги, недалеко от берега шкодничала орда чаек, старикашка Кууль бегал от
сейнера к сейнеру и махал руками, девчонки то сбивались в кучу, то разбегались
в разные стороны. В общем, было весело.
Мне стало так весело, как не было весело уже давно. Я очень
обрадовался, потому что, когда мне весело, я обо всем забываю и не думаю о том,
что еще будет когда-то.
Алик прочитал стихи Маяковского:
Идут, посвистывая,
Отчаянные из отчаянных.
Сзади тюрьма,
Впереди – ни рубля…
Арабы, французы, испанцы и датчане
Лезли по трапам
Коломбова корабля.
Все-таки это очень здорово – к месту и не к месту
вспоминать стихи. Я обязательно буду теперь запоминать как можно больше стихов.
Юрка сказал:
– Хорошо бы нам попасть на одну коробочку.
Так он и сказал: «коробочку». Старый морской волк Ю. Попов.
Мне стало совсем весело, когда я вдруг увидел железного
товарища Баулина. Он был в синем заграничном плаще, в фуражке с крабом. Не
знаю, почему мне стало еще веселее, когда я его увидел. Вообще-то я не очень
люблю таких, как он, железных товарищей. Я сказал ребятам:
– Смотрите, сам адмирал Баулин. Юрка закричал:
– Эй, Баулин! Игорь!
Баулин довольно равнодушно помахал нам рукой. Потом мы
увидели, что весь генералитет смотрит на нас. Старикашка Кууль ласково поманил
нас к себе. У него был такой вид, словно он хочет рассказать нам сказку. Мы
подошли. Юрка шел враскачку, засунув руки в карманы. Заместитель председателя
сказал:
– Значит, это наши молодые рыбаки. Председатель сказал:
– Товарищи молодые рыбаки, на вас возлагается задача…
Вот излагает! Не говорит, а пишет. Все, как в газетах:
«Председатель колхоза, кряжистый, сильный, строго, но со скрытой смешинкой
посмотрел на молодых рыбаков и просто сказал: товарищи молодые рыбаки, на вас
возлагается задача…»
Оказалось, что на нас возлагается задача заново покрасить
борта и рубку «СТБ-1788». Два других сейнера выглядели, как новенькие, а
«СТБ-1788» был весь обшарпан и ободран, как будто участвовал в абордажных боях.
И на нас, стало быть, возлагалась задача его покрасить.
– А плавать-то мы будем? – спросил я.
Старикашка Кууль ласково покивал. Дескать, будет вам и
белка, будет и свисток. Заместитель председателя крикнул:
– Баулин! Подошел Игорь.
– Денисов, это ваш капитан. Будете плавать с ним на
«СТБ-1788».
– Мне повезло, – сказал Игорь и усмехнулся.
Сколько сарказма! Боже, сколько сарказма! Он думает, что мне
улыбается плавать на судне с роботом вместо капитана. У людей капитаны как
капитаны, – белобрысые, огромные, добродушные. Переминаются с ноги на
ногу. А мне опять не повезло, на этот раз с капитаном.
Потом все командование ушло с причала. Ушли и ребята с
сейнеров.
Остались только мы трое да еще двое эстонских парнишек.
Остались также и девчонки. Они сели на доски и стали привязывать к сетям
какие-то стеклянные шары. Я подошел к девчонкам и сказал тем двум-трем,
заслуживающим внимания:
