– Больше того, у тебя есть шанс стать дядей. Я согласен
и на это. Я обнимаю старшего брата. Мы приходим в гостиницу. Я еще никогда не
жил в гостиницах. Мне здесь все очень нравится. В номере я захватываю Виктора
на двойной нельсон, но он уходит. Черта с два его положишь, такую массу.
– Так Галя, говоришь, сейчас в Ленинграде?
– Да.
– Поступила она в институт?
– Наверное.
– Где же она там живет?
– Черт ее знает.
– Может быть, ей дали общежитие?
– Откуда я знаю? – злюсь я, ложусь в постель и
из-под одеяла:
– У нее там вроде есть тетка.
Может быть, она действительно живет у тетки?
Виктор гасит свет. Улица отпечатывается на стенах.
– У тебя ведь, кажется, что-то с ней было? –
осторожно спрашивает он.
– Это тебе только кажется.
– А я уверен, что ты был в нее влюблен.
– Хватит об этом, – резко говорю я и сажусь в
постели. И Виктор тоже садится. Он берет с тумбочки пачку сигарет, предлагает
мне и сам закуривает.
И вдруг я начинаю рассказывать ему обо всем. Выкладываю все.
Голос у меня иногда начинает дрожать, и я боюсь, что он начнет сейчас
сочувствовать и давать советы. Но он только слушает и курит. А когда я кончаю,
говорит:
– Ладно, давай спать, братишка.
Я долго еще лежу в темноте, смотрю в окно на башню кирки, на
стены и на Виктора, который притворяется спящим.
Хорошо иметь брата, и заиметь сестру, и получить шанс стать
дядей.
Утром, слегка побоксировав, мы принимаем душ и спускаемся
вниз, в кафе.
Берем омлет с ветчиной. Утром в кафе тишь да благодать. Все
читают газеты.
Виктор тоже читает.
– Ну, что там нового? – спрашиваю с полным
ртом. – Фидель толкнул речугу в ООН?
– М-м-м, – отвечает Виктор.
– Как ты думаешь, полезут янки на Кубу? –
спрашиваю я.
– А что, ты хочешь добровольцем записаться?
– Не прочь, – я поглаживаю свою бородку. –
По-моему, я уже готов.
Виктор предлагает поехать на стадион, там сегодня матч по
мотоболу. Я согласен целиком и полностью. Мы выходим в вестибюль, я покупаю
польский журнал, а Виктор отдает администраторше ключи от номера.
– Вам телеграмма, товарищ Денисов. Виктор распечатывает
телеграмму.
– От кого это? – спрашиваю я, разглядывая красоток
в польском журнале.
Виктор не отвечает. Он стоит спиной ко мне и читает плакат
«Аэрофлота».
– Что такое? – Я подхожу к нему.
– Отменяется стадион.
– Что случилось? – тихо спрашиваю я, у меня
сжимается сердце. – С мамой что-нибудь?
– Да нет. Это с работы. Вызывают меня.
– Куда?
– Оказывается, у нас изменили график. Я должен лететь.
У нас начинаются полевые испытания.
– Испытания чего? – глупо спрашиваю я. Виктор
вынимает деньги и расплачивается за номер.
– Как чего? – бормочет он. – Автомобилей,
мотоциклов, пароходов, самолетов…
– Так куда ты сейчас летишь?
– Сейчас в Москву, а потом дальше.
– Далеко дальше-то?
– Далеко! – восклицает Виктор. – В Крым, на
Кавказ, в Сочи, Сухуми…
– Ах, да, – говорю я едко, – ведь ты же у нас
засекреченный товарищ.
Я ужасно расстроен. Мне очень хотелось пойти с Виктором на
стадион, а потом в филармонию, где будут на концерте все наши ребята.
Виктор бежит к лифту. Вместо стадиона мы едем на аэродром. В
такси я немного подтруниваю над ним, но он молчит и как-то отчужденно
улыбается.
Сейчас мы едем с ним в такси на каких-то неравных началах.
– Вот черт, вот я и отдохнул! – говорит Виктор на
аэродроме.
– Обязательно сегодня лететь? – спрашиваю
я. – Может быть, можно завтра?
Виктор молчит и смотрит вдаль. Аэродром ревет, как зверинец
во время кормежки. Над ним висит желтое облако. Иногда оттуда, словно какие-то
болотные черти, возникают и, растопырившись, идут на посадку пузатые самолеты.
Один такой «ИЛ-14» стоит недалека от здания аэропорта. Под крылом у него
бензовоз.
– Подожди до завтра. Сходим на стадион. Хочешь, я сдам
билет?
Виктор молчит. Над головой у нас гудит динамик.
Металлический голос произносит:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь,
девять, десять.
Проверка.
– Ну, давай решай. Сегодня или завтра? Хочешь, монетку
подброшу?
Бензовоз отъезжает из-под крыла самолета. Винты самолета
начинают медленно вращаться. К самолету подъезжает лесенка. Я вынимаю монетку,
но Виктор берет меня за руку.
– Нет, старик, эти штуки тут не пройдут. Давай
прощаться и лобызаться.
Мы обнимаемся.
– Скажи там папе, маме… – говорю я.
– Скажу, – говорит он.
– Пиши им, старик, – говорит он.
– Обязательно, – говорю я.
– Вот я и отдохнул, – говорит он.
– Жаль, что так получилось, – говорит он.
– Ладно, старик, – говорит он.
– Держи хвост пистолетом, – говорит он.
– Пока, – говорит он.
Он проходит через турникет и присоединяется к группе
пассажиров.
Оборачивается и машет рукой. Блондин в сером коротком
пальто, в белой рубашке с галстуком, с венгерским чемоданом в правой
руке – это мой брат. Они все идут к самолету. Впереди, точно заведенная,
вышагивает девчонка в синем костюмчике и пилотке. Скрываются один за другим в
брюхе самолета. И Виктор там скрывается. Отвозят лесенку. Винты-все быстрей и
быстрей и сливаются в белые круги. Страшный рев. Самолет поехал. Он едет по
лужам и отражается в них своим холодным желтым телом. Поворачивается хвостом и
удаляется, покачиваясь. Где-то очень далеко останавливается. Сюда доносится
рев.
