Ответа не было. Он шагнул вбок, посмотрел на Дану и Фейн. Они опять блистали красотой, страшные раны были упрятаны под массой розовых, голубых, желтых и лиловых цветов. Гладкая кожа лиц, предохраняемая от тления сильными чарами, отражала свет огней, и казалось, от них исходит живое тепло.
Отчаявшись услышать ответ или получить хоть какой-либо знак, Эшер повернулся и зашагал к выходу.
В дверях показалась Дафна:
— Ты говорил, что не собираешься сюда заходить.
У него заколотилось сердце.
— Я передумал.
Она медленно приблизилась к нему. Бледная и уставшая — тоже весь день работала не покладая рук.
— Почему?
Потому что Гар убивает себя магией, а я не знаю, как остановить это. Но вслух он этого сказать не мог, поэтому подобрал другое объяснение:
— Думал, если увижу их такими… чистыми, утопающими в цветах…
— То перестанешь вспоминать их искалеченных, окровавленных?
Он кивнул. Кто бы мог подумать, что в его возрасте возможны кошмары?
— Что-то вроде того.
— И как, помогает?
Внезапно лицо ее расплылось — он смотрел на Дафну сквозь слезы.
— Нет.
— О, Эшер…
Он обнял ее крепко, так, что хрустнули ребра под руками, но она не жаловалась. Только пропускала его кудри между своими длинными, тонкими пальцами и, касаясь щеки губами, шептала какие-то успокаивающие глупости. Он слишком устал, чтобы самому справиться с поднимающейся изнутри волной боли.
— Я потерял отца, — шептал Эшер, зарывшись лицом в ее волосы. — Я даже не попрощался с ним. Мои проклятые братья… они даже не сказали, где он похоронен…
Она взяла его лицо в теплые ладони.
— Они мерзавцы. Просто мерзавцы. Забудь о них.
— Стараюсь. Я и забыл. А сейчас вспомнил.
— Расстанься с этим, Эшер. Твой отец был смертным. Он должен был умереть.
Жестокость этих слов потрясла его. Отведя ее руки, он кивнул на тела родных Гара:
— Как они?
— Да. Как они. Все мы смертны, Эшер. В конце пути любого человека — смерть. Значение имеет только то, как он прошел свой путь. — Ее пронзительный взгляд смягчился, и она коснулась его щеки кончиками пальцев. — Но дело ведь не только в твоем отце, правда? Тебя тревожит еще что-то. Можешь сказать, что именно? Мы друзья. Я помогу.
Эшер закрыл глаза. Если бы только он мог сказать ей. Поделиться тяжкой ношей. Это бремя убивало его. Он так боялся, что с Гаром может случиться что-то страшное, и был не в силах помешать этому.
— Это… очень сложно, Даф. — Он неохотно отступил на шаг. На щеке осталось тепло ее пальцев; остальное тело словно заледенело. — Возможно, когда-нибудь.
— Ты выглядишь до предела уставшим.
— Так и есть.
— Тогда перестань издеваться над собой. Иди домой и ложись в постель. У тебя на завтра весь день расписан, голова должна быть ясной.
Он содрогнулся.
— Не напоминай мне об этом. Сегодня я долго препирался с Глоспоттлом и Гильдией Красильщиков. Если мне не удастся привести их к соглашению, то в Палате Правосудия случится большой скандал.
— Я буду нужна? — с готовностью предложила она.
Если бы он осмелился объяснить, насколько она нужна ему, то, наверное, испугал бы ее.
— Сам справлюсь. У тебя полно своей работы.
— Я могу отложить назначенные встречи, я…
Он приложил палец к ее губам.
— Нет. Гильдия Пекарей ждать не может, виноторговцы тоже, я уже не говорю о налоговом комитете Далтри. Хочешь помочь? Сделай так, чтобы мне не пришлось ими заниматься, и я буду любить тебя всю жизнь.
Любить. Неосторожное слово упало между ними, словно утес. Он молча выругал себя и отнял палец от ее губ. Она отвернулась, теребя тунику.
— Сделаю все, что смогу.
— Дафна…
— Я пойду. — Она смотрела в сторону дверей. — Мы с Мэттом встречаемся в «Гусе». Ты не хочешь…
Он тоже отвел взгляд.
— Не могу. Надо быть в одном месте.
Ей с трудом удалось скрыть облегчение.
— Значит, в другой раз.
— Да, — молвил он с тяжелым сердцем. — В другой раз.
Дафна улыбнулась, но глаза у нее были озабоченными.
— Если завтра между заседаниями не встретимся, желаю удачи в деле мастера Глоспоттла.
— Благодарю. Она мне не помешает.
Дафна ушла, а он смотрел ей вслед, в ярости сжимая кулаки. Дурак. Дурак. Надо же было ляпнуть такое…
Прошу тебя, Барла, прошу. Не дай мне потерять ее.
* * *
Вскоре после ухода Дафны явились Колли и Брин, которым предстояло нести стражу ночью. Простившись с ними, Эшер двинулся в Погодную Палату — на своих двоих и кружным путем. Добравшись до нее, поднялся по лестнице, потом ждал Гара. И снова беспомощно стоял и смотрел, как король Лура беспомощно кричит, истекает кровью, питая землю магией и дождем.
Смертельно уставший, трясущийся, он поднес к посиневшим, окровавленным губам Гара чашку с укрепляющим напитком Никса и взмолился:
— Посылай за Джарралтом, Гар! Назначь его Главным магом, пока сам себя не убил! Тогда он все приберет к рукам!
Слабой рукой Гар оттолкнул чашку. Опираясь о стену, лег на паркетный пол, подтянув колени к груди. Рубаха на нем насквозь промокла от пота. Тело сотрясали конвульсии, проходившие от макушки до пят. Он был похож на больного, достигшего последней стадии смертельного заболевания.
— Нет.
Эшер швырнул чашку через всю комнату.
— Будь ты проклят! А мне что прикажешь делать?
Гар закрыл ввалившиеся глаза.
— Ничего. Я сын своего отца. Магия не может меня убить.
— Тогда она убьет меня!
Слабая улыбка коснулась лица Гара.
— Бедняга Эшер. Мне очень жаль.
Внезапно Эшеру стало стыдно. Он опустился на пол.
— Не надо. Не думай обо мне. Я за тебя волнуюсь, вот и все.
Морщась, Гар заставил себя сесть. Тяжело дыша, оперся о стену и похлопал Эшера по плечу.
— Не волнуйся.
Не волноваться? Что говорит этот глупец? Страх перерос в ярость.
— Гар…
— Тебе надо идти, — перебил король. — Нас не должны видеть вместе… — И вдруг принялся давиться кашлем, словно собирался выплюнуть собственные легкие. — Иди, — прошептал он. — Со мной все будет в порядке. Только немного отдохну.
