Сила угасла, словно кто-то погасил ее, как свечу. Он снова стал человеком из плоти и крови, а Глаз лежал в его дрожащих ладонях, как обыкновенный булыжник.
Эшер чуть не заплакал.
Когда наконец он смог пошевелиться, Гар смотрел на него так, словно видел впервые.
— Тебе не было больно… Ведь так?
Он покачал головой. Обыденное сознание медленно возвращалось к нему. Вот светильник. Он сидит на полу. Рядом — неподвижные каменные изображения усопших. В теле такая легкость, что, кажется, вот-вот взлетишь. Но то невероятное, что он познал, придавливало к земле.
— Знаешь, под конец ты произносил слова заклинания вместе со мной, а не после меня, — сообщил Гар.
Эшер осторожно протянул Глаз королю.
— Ну, если ты говоришь… Сам я не помню. Все как в тумане.
Гар поднялся. Лицо его было холодным и бесстрастным, словно река, затянутая льдом.
— Есть еще одна вещь, которой мы с тобой должны заняться.
Эшер прислонился спиной к ближайшему гробу и застонал.
— Какая? Гар, не хочу я больше ничем заниматься. Только не этой ночью. Я выжат, как лимон. Меня наизнанку выворачивает, а голова вот-вот разлетится на части, столько в нее напихали.
Вместо ответа Гар покопался в своей сумке и достал маленький глиняный горшок, наполненный влажной землей.
— Я зарыл здесь семечко, — сказал он, протягивая горшок Эшеру. — Заставь его прорасти.
— Заставить прорасти? — Эшер выпучил глаза. — Но зачем? И как?
— Это испытание. Мы должны быть уверены, что магические силы перешли на тебя, что они работают.
— Я тебе не садовник! Я знать не знаю, как…
— Знаешь, знаешь! — твердо сказал Гар. Наклонившись, он схватил Эшера за руку и рывком поставил на ноги. — Теперь это в тебе, как раньше было во мне.
— Ах, оставь меня! — раздраженно бросил Эшер и тут же получил дружеский подзатыльник.
— Просто подумай о семени, Эшер. Вообрази, что оно пробуждается к жизни. Остальное сделает магия.
Он неохотно принял горшок с землей и, нахмурившись, заглянул внутрь. В голове было пусто. Думай о семени. Он затаил дыхание, закрыл глаза и представил себе молодое зеленое растение. На поверхность сознания всплыли слова и заиграли, как пена на гребне океанской волны.
Талинеф во сассура. Сассура. Сассура.
Он разжал губы и выпустил слова наружу.
Опаляющий жар. Огненное копье. Золотисто-пурпурное пламя. Горшок задрожал. Эшер ощутил боль, а из ноздрей хлынуло и потекло по губам что-то горячее и мокрое. Влажная земля в горшке зашевелилась, завибрировала, подернулась рябью. Что-то тонкое, зеленое пробилось из темной земли, потянулось к жизни и вдруг расцвело буйством желтых и голубых красок. Эшер вскрикнул. Пальцы его ослабли, горшок выскользнул из них, упал, разбился о каменный пол; комья земли и глиняные черепки разлетелись в разные стороны.
Но цветок, которому он подарил рождение, продолжал расти. Не веря своим глазам и почти не дыша, он наблюдал, как черенок становится все толще и пускает побеги, как набухают и лопаются бутоны, как распускаются желтые и голубые лепестки, наполняя воздух своим ароматом, а корни все удлиняются и удлиняются; цветок лежал у его ног — живое доказательство чуда.
— Да помилует меня Барла, — выдохнул Гар. — Я просил пробудить семечко к жизни, а не превращать склеп в оранжерею. — От потрясения он покачал головой, но когда снова заговорил, в голосе его звучало не только изумление, но и зависть. — Кто ты, Эшер? Что ты такое?
Эшер смотрел на цветок. В голове все перемешалось; он чувствовал страх, восторг, испуг, радость и не сразу вспомнил, что владеет даром речи.
— Ты же изучал историю, — произнес он наконец, с трудом ворочая языком. — Вот и объясни мне, кто я такой.
Гар нахмурил брови.
— Хотел бы, но не могу.
Пряча взгляд, Гар принялся укладывать Глаз и книгу в свою сумку. Потом начал собирать осколки. Движения его были нарочито аккуратны и точны.
Эшер нагнулся, намереваясь помочь. Гар оттолкнул его руку.
— Я не беспомощное дитя.
Эшер отступил на шаг.
— Разве я это сказал?
— Ты так подумал!
— Ничего подобного. Гар…
— Беспомощный! Бесполезный! Неполноценный! — Голос Гара сорвался, лицо скривилось, и он отвернулся.
Эшер боялся ранить его сочувствием, поэтому ему оставалось только ждать. Исчез гордый могущественный король, который ходил среди своих подданных по рыночной площади, окруженный почетом и уважением. Исчез волшебник, облаченный в свою прирожденную магию, как в мантию из пурпура и золота. Вместо него Эшер видел несчастного калеку, удрученного своей горестной участью, негодующего на несправедливую судьбу, сломавшую его жизнь. Вопреки всем ожиданиям, простой олк оказался обладателем подлинной магии, о которой Гар страстно мечтал всю жизнь. Она снизошла на него неожиданно и потом также внезапно покинула, оставив пустую оболочку и лишив смысла дальнейшее его существование. От человека, от личности осталось лишь подобие тени.
Наконец Гар совладал с собой:
— Прости.
Чувствуя себя очень неловко, Эшер похлопал его по плечу.
— Не извиняйся.
— Уже поздно. Мы должны идти. Но сначала… — Гар с болью посмотрел на обезображенное лицо своего отца. — Эта статуя. Если я дам тебе магическую формулу, не смог бы ты… Не хочу, чтобы кто-нибудь увидел… Это даже опасно. Для нас обоих. А по отношению к нему — непочтительно.
Эшер вздохнул. Ему очень не хотелось снова прибегать к волшебству. Чем меньше магии, тем лучше для него. Но…
Он позволил Гару прочитать нужное заклинание и восстановил облик Борна с такой легкостью, словно статуя была сделана не из мрамора, а из сливочного масла. Потом Эшер собрал рассыпавшуюся землю, подобрал цветок и спрятал все в кустах, окружавших усыпальницу.
— Спасибо, — сказал Гар. Выглядел он виноватым и подавленным. — Я тебе очень благодарен.
— Докажи, — проворчал Эшер. — Найди способ, как мне из всего этого выбраться.
Гар кивнул. Кончиками пальцев коснулся безукоризненного мраморного лица Борна и пообещал:
— Я постараюсь.
* * *
Гар остался глух ко всем доводам Даррана и настоял на закрытом погребении своей семьи. Присутствовал очень ограниченный круг лиц. Шестеро суровых стражников вынесли тела из восточного крыла дворца. На лужайке, вдоль которой пролегала гравиевая дорожка, собрались Конройд Джарралт, некоторые члены Общего Совета, Пеллен Оррик, группа придворных и чиновников из Башни. Все в полном молчании наблюдали за мрачной процессией.
Эшер стоял вместе с Дарраном, Дафной и Уиллером и изо всех сил старался придать лицу суровое и мрачное выражение. Проклятые похороны. Как он их ненавидел. Вместе с Дафной он через четыре дня после несчастного случая навещал вдову кучера Мэтчера. Гар попросил его об этой услуге, и Эшер явился как официальный представитель короля. Сколько же там было слез и причитаний. В ту же ночь ему приснились похороны матери. Приснилась смерть отца, которого он даже похоронить не смог. Приснился несчастный, одурманенный Джед, который был все равно, что мертв.
