Конройд улыбнулся.
— Твой мерзавец олк арестован и сидит в камере, а тебе предстоит дать некоторые пояснения в связи с его показаниями.
Вскочив с постели, Гар схватил халат и накинул его.
— Арестован? По чьему распоряжению? Как ты посмел? Освободить его! Немедленно! А потом его место в камере займешь ты!
Конройд, не двигаясь, изучал его взглядом.
— Ты не спрашиваешь, почему он арестован. Возможно, тебе известно за что?
Да поможет им Барла… Да поможет Барла…
— Мне дела нет, за что! Ты арестовал такого же тайного советника, как ты сам, без ведома короля! Ты никогда не отважился бы на подобное при жизни моего отца, и сейчас не посмеешь!
— Эшер нарушил Первый Закон Барлы, — произнес Конройд. — Где же ему быть, как не в тюрьме?
Конройд знал. Застыв на месте, Гар чувствовал, как кровь стынет в жилах. Каким-то образом, но он знал.
Конройд фыркнул.
— Жалкий калека. Неужели ты в самом деле думал, что проведешь меня? Надеялся, что сможешь воспрепятствовать моему предназначению? Моему законному праву на это королевство? Ты такой же, как твой отец — слабый и…
— Ни слова о моем отце!
Конройд его не слушал.
— Преступник. Эшер признался, мальчишка. Магия покинула тебя, и твое соучастие в его преступлениях не вызывает сомнений.
— Ты понимаешь, что говоришь, Конройд? — спросил Гар тихим дрожащим голосом. Голова у него кружилась, желудок сжало спазмом. — Твое законное право на королевство? Ты спесивый мерзавец. Отец был прав: дай тебе волю, и ты вознесешь доранцев до небес, а олков сделаешь рабами! Разве удивительно, что я готов на все, лишь бы не допустить Дом Джарралтов на трон?
— Ты жалкий земляной червяк! — прошипел Конройд, шагнув к Гару и прижав его к стене. — Неужели ты настолько слеп и глуп? Ты дал олкам магию! Дал расе человекоподобных скотов силу!
— Отпусти меня, Конройд, — молвил Гар, посмотрев на сильные руки, вцепившиеся в его халат. — Отпусти и уходи.
— Как тебе это удалось? Кто тебе помог? — шипел Конройд. — Тот тупица не знает. Это был один из моих так называемых друзей? Ведь так? Ты пообещал Далтри власть? Или Бокуру? Сорволду? Хафару? Пообещал богатства в обмен…
— Я никому ничего не обещал! — крикнул Гар и рывком освободился. — Это оскорбление королевского величия, и теперь ты — изменник!
Но Конройд не слушал. Холодное лицо закаменело, и в глубине глаз шевельнулось понимание.
— Так это было в нем? — медленно произнес он. — У олка проснулась собственная магия?
С бешено бьющимся сердцем Гар шагнул мимо Конройда, задел кровать и чуть не упал.
— Уходите. Будем считать, что вы под домашним арестом. Я…
— Ты ничего не сделаешь! — прервал Конройд и засмеялся. — Маленький убогий король, ты еще не понял? Все кончено. Твоя тайна раскрыта, твое бессилие очевидно. Эшер из Рестхарвена обречен на смерть, и ты не в силах ему помочь.
Но я же ему обещал… обещал… Борясь с приступом тошноты, он заставил себя посмотреть в ненавистное лицо Конройда.
— Что бы Эшер ни натворил, он делал это по моей просьбе. Потому что он — мой друг.
Конройд улыбнулся.
— Значит, он глупец. И неспособность ясно видеть вещи погубит его.
Гар подумал, что отец, наверное, чувствовал себя так же, когда карета унеслась за пределы Гнезда Салберта.
— Я предлагаю тебе сделку, Конройд. — Голос его звучал слабо, словно издалека. — Освободи Эшера, и я отдам тебе корону.
Конройд расхохотался.
— Корона уже моя, малыш, а в придачу к ней — все королевство! Ты должен не торговаться, а броситься на колени и умолять!
— О чем? О жизни Эшера? — Он опустился на колени, прямо на ковер. — Что ж, хорошо. Я умоляю. — Гар содрогнулся — сильные пальцы, унизанные кольцами, взяли в ладони его лицо.
— Слишком поздно, — прошептал Конройд.
Что-то ужасное горело в глазах этого человека. Гар сделал усилие, чтобы не закричать под этим взглядом, не отвести глаз от испепеляющего огня.
— Если ты убьешь его, Конройд, я стану кричать по всему королевству, что олки владеют магией, как и мы. Я разрушу завесу лжи, под покровом которой мы жили здесь последние шесть сотен лет. Я скажу правду, и пусть это стоит мне жизни.
Пальцы Конройда с силой сжались.
— Скажи хоть слово о магии олков, калека, хотя бы одно, и я обрушу весь Дом Торвигов на твою пустую голову. Я перепишу историю, и следующие поколения будут помнить твоего отца как невежественного, неспособного, жалкого правителя. А твоя мать? Твою мать запомнят как похотливую королеву, которая оскверняла королевское ложе совокуплением с деревенщиной из олков и затем произвела ублюдка, который и захватил престол в ничего не подозревающей стране. Твой дом будет разрушен, усыпальница разорена, а трупы выброшены из гроба на мусорную кучу. А твоя сестренка? Я извергну ее из памяти народа, и когда все закончу, от Дома Торвигов останется только жалкий, убогий калека-полукровка. Ты этого хочешь, парень? Хочешь таких достижений для своей династии?
— Ты этого не сделаешь, — прошептал Гар, преодолевая желание вырваться. — Ты любил мою мать!
— Любил? — эхом отозвался Конройд. — Твоя мать была сучка, шлюха, продажная девка!
Преодолевая тошноту, Гар вырвался из его рук и встал.
— Я обещал Эшеру, что защищу его. Нарушить обещание все равно что самому разрушить Дом Торвигов. Поэтому делай что хочешь. Но предупреждаю: мой дом крепче, чем ты думаешь. А тебя не так уж любят, как тебе кажется.
Лицо Конройда скривилось.
— Я могу убить тебя, червяк, еще до того, как ты раскроешь рот.
— Можешь, но не станешь, — возразил Гар. — Если ты взойдешь на престол без меня, Конройд, то это будет означать раскол, и у тебя не будет гарантий сохранения королевства, а может, и своей жизни. Следуй разуму. Пощади Эшера, а я отрекусь в твою пользу и сохраню в тайне, что он использовал магию. Но если ты его убьешь…
На мгновение в кабинете наступила тишина.
— Так, так, так, — вкрадчиво произнес Конройд. — Значит, у червяка есть жало.
— Сколько тебе можно говорить? Я сын своего отца.
Брови Конройда поползли вверх.
— И как сын своего отца, чем ты ответишь, когда я объявлю гонения на олков?
— Что?
Теперь Конройд улыбался.
— Если ты не отречешься и не подпишешь прокламацию, приговаривающую Эшера из Рестхарвена к смерти как преступника, изменника и нарушителя законов Барлы, то, обещаю, он станет только первым из олков, обреченных на смерть ради блага королевства и во имя защиты его священных законов. Я начну такие репрессии против олков, которых никогда не видели в этой стране, а когда закончу… Если к тому времени в королевстве наберется олков хоть на одну деревушку, то я признаю, что потерпел неудачу!
