— Еще бы, я ведь из-за этого и приехал, то есть прилетел. Только сначала один вопрос, Нещур: ты письмо не отправил?
— Какое письмо? А, наверное, оно у гонца. Нет, вьюнощ мне было не до того. Поздно ночью я проснулся, чуя неладное, вышел за ворота и увидел княжеского посланника, преследуемого навями. Он был ранен, я помог ему спуститься с коня и увел в дом. Бедное животное убежало в испуге… Мы едва успели оказаться внутри. Нави принялись осаждать жилище, я сдерживал их, силы были уже на исходе, но подоспели упыри, а после — ты. Когда битва окончилась, я поспешил помочь тебе и гонцу, вы оба были без сознания. Посланник потерял много крови, до сих пор лежит в светелке, не приходя в себя. Да и некогда было мне заниматься письмами: его раны и твоя усталость, да тут еще за упырями уход — я так и не прикорнул в остаток ночи. К тому же очень скоро из Перемыка потянулись молодые люди, согласившиеся подзаработать на торговле собственной кровью. Этих наивных глупцов тоже следовало устроить…
— Мы не глупцы! — гордо объявил один из «лечащих» Скорита «мальчиков».
— Мы не наивные, — поддержал его второй.
— А кто же вы есть? — обернулся к ним суровый Нещур. — Усвойте, молодые люди, если я говорю «наивные глупцы», то подразумеваю именно это, и ничто иное!
— Ой, ладно, будет тебе! — скривился Скорит. — Молодежь делает деньги, как считает нужным, это ее право.
— Торговля собой — занятие недостойное!
— Да мы же не что-нибудь! — завозмущалась в голос дерзкая перемыченская молодежь. — Мы же только кровь… мы же по чуть-чуть…
— В таких делах и «чуть-чутя» достаточно, — отрезал старик.
— Вот так и губят в нас прекрасные порывы, — сказал один из «мальчиков» — тот, что назвался неглупым.
— Никакой воли, — поддержал его второй, ненаивный.
— То нельзя, это нельзя, делай, что скажут…
— Точно в глуши живем, а не в городе!
— Молчать! — рявкнул Нещур. — Молоко на губах не обсохло.
— А уже на жизнь зарабатываем! — ввернул неглупый и подставил Скориту горло: — Укуси меня.
Дважды просить не пришлось. Упрям зажмурился и услышал самодовольное:
— Вот и еще монетка мне в карман!
— И меня тоже, и меня! Ага, хорошо…
— Тьфу! — в сердцах плюнул Нещур. — Чурбаны безмозглые, возгряки!
— А что, вот дружинники тоже своей кровью торгуют— им же можно? — увлекся спором неглупый.
— Ыгы! — поддержал ненаивный.
— Дружинных не трожь, молокосос! Они землю защищают.
— Для кого? Сами-то они земли в жизни не видят. Точно. За бояр животы кладут, а кто уцелел — кошельки набивают.
— Мы так не хотим!
— Ыгы, не хотим. Каждый сам за себя, каждый своим умом, каждый к своей выгоде, — оттарабанил ненаивный. Вот иноземцы жить умеют, — завистливо протянул неглупый.
— Какие еще, леший побери, иноземцы? — бесился старый волхв.
— Да хоть вязанты, хоть венды. Разъезжают по миру, никто им не указ, всем подряд торгуют. Товара нет — на смелых выдумках наживаются. Да вот хоть из-под упырей приедет кто в Перемык, все говорят: делай деньги, живи легко.
Скорит откровенно потешался, наблюдая за перепалкой.
— Да провались они трижды, ваши иноземцы! Бесстыдники, оторва! Сами в сраме по уши, теперь к нам везут свой срам. А ну, сгиньте с глаз, позор своих матерей, стыд отцов, бесчестье дедов!
— Идемте, мальчики, — позвал Скорит, легко поднимаясь на ноги. — Человеческое мышление костно, особенно в старости. Только юные умы постигают передовые идеи. Молодость — ваш главный товар!
Нещур едва сдержался, провожая взглядом бестолочей плетущихся за упырем с открытыми ртами.
— Договор, — проворчал он. — Для упырей он — и кандалы, и щит. Тухлое Городище разваливается на глазах, люди бегут от власти упырей, а кто остается — гибнут в мерзости. Вот кровососы и распускают дурные слухи, «передовые идеи» свои. На молодняк жмут, гады! Моя бы воля… Но приходится мириться: разгул навей был бы бесконечно хуже, Во всяком случае, так принято думать.
— А почему не попросить Дивный помочь против навей? — спросил Упрям. — Люди уже побеждали их, победим и теперь.
Нещур тяжко вздохнул:
— Оборотная сторона самостоятельности, малый. Местная знать не хочет подчиняться Дивному, и наместник в Перемыке не может принять решение сам. Да и потом, болотники на глаза не лезут, режутся себе с упырями, леших и то стараются не трогать… то, что они на меня напали, удивляет. И мне кажется, ты должен об этом что-то знать. Говори же.
Как мог коротко, Упрям изложил последние события в Дивном: исчезновение Наума, нападение орков и навей, подозрения насчет вендов и несомненная, на его взгляд, вина Бурезова. Рассказал и о списке Маруха.
Нещур, хоть и жил в глуши, оказывается, был прекрасно осведомлен о положении дел в мире. Только услышав о возведенном на Наума поклепе, сам вспомнил Баклу-бея и его разрушительный поход через Великую Степь. Во многом согласившись с Упрямом, от окончательных выводов он, однако, воздержался:
— Поменьше слов, побольше дела.
Выйдя из горницы, Нещур вскоре вернулся с берестяным туесочком в руке.
— Он? Сейчас посмотрим, что здесь…
Внутри оказался свернутый в трубочку бумажный лист, исписанный знаками… несказаны.
— Не может быть! — воскликнул Упрям. — Это самая сокровенная грамота Наума, сугубо личная…
— Однако ей можно поделиться с близким другом, — возразил Нещур. — Видимо, Светорад как раз такой друг.
— А ты? — осторожно спросил Упрям.
— Мы давно не виделись, — ответил ему волхв. — После дела в Тухлом Городище наши пути разошлись, и, наверное, я не столь близкий товарищ Науму, каким стал его многолетний соратник. Однако мы много прошли бок о бок… и главное — несказану вместе придумывали.
— Вот это да! Учитель никогда не говорил…
— Потому что тебе еще рано это знать. Добейся посвящения в чародеи — тогда и суй нос в их дела, — заявил Нещур. — Основы несказаны мы разработали для переписки, потому что не доверяли упырям, с них станется якобы случайно перехватить письмо. Да и перемычья знать тоже… в общем, предпочли подстраховаться.
— Так, значит, ты можешь прочитать письмо? — обрадовался Упрям.
— Не перебивай старших! Как раз к тому и веду. Наша переписка касалась только упырей, мы пользовались небольшим набором знаков. В дальнейшем Наум, по-видимому, усовершенствовал несказану, приспособив для нужд переписки со Светорадом и своих исследований. Поэтому я разбираю далеко не все. Однако же, — добавил волхв, ведя пальцем по строчкам, — здесь говорится о какой-то собаке… почему-то разбойнице… которая многое может рассказать.
