Книга Прыжок в ледяное отчаяние, страница 8. Автор книги Анна Шахова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Прыжок в ледяное отчаяние»

Cтраница 8

И еще Алексея Алексеевича бесили экзальтированные служители масс-медиа, что «страшно далеки от народа» с его «понятными» преступлениями: отравление алкоголем, убийство сковородкой из ревности или топором из корыстных побуждений. А эти откаты-перекаты, игра в ничего не стоящие, дармовые миллионы, дружба-вражда и фальшь, бесконечная фальшь представлялись следователю изощренным, подретушированным скотством.


Шатов позвонил подполковнику Быстрову в момент, когда тот озадаченно рассматривал прилавок с молочной продукцией эмского супермаркета. Сорокаоднолетний Сергей Георгиевич стал отцом месяц назад. Это событие, радостно ожидаемое и все же ошеломившее, перевернуло жизненный уклад и умонастроение консервативного, сдержанного следователя. Помимо небывалой, слезливой нежности к жене и требовательно пищащему кульку — сыну Егору, отцовство с первых минут породило в Сергее гипертрофированную, на грани паники, ответственность за ребенка. У «старородящей» тридцатидевятилетней Ветки, так Быстров звал любимую жену Светлану, не хватало молока, и отчаявшиеся родители пошли на уступки голодному отпрыску, прикармливая его смесями, но следовали требованию врачей «расцеживаться». А что цедить пустоту? Теща, квохчущая над Егоркой, требовала от дочери пить литрами, через силу, молоко, сплошное молоко. Безропотная, не спускавшая Егорку с рук, Светлана пила это проклятое молоко до рвоты, но прилива живительной влаги в груди не ощущала. «Молодой отец» выступил с инициативой — максимально разнообразить молочный стол супруги. Потому он и исследовал продукты на предмет консервантов и другой «химии», чтоб выбрать не только повкуснее, но и пополезнее. Задачка аховая для малосведущего в продовольственных изысках Сергея. До поспешной, девять месяцев назад, женитьбы он все больше довольствовался сардельками, кетчупом и консервированным горошком. «Снежок» с бифидобактериями представлял для новоиспеченного папаши такую же загадку, как присутствие снежного человека в горах Шории.

На звонок мобильного Быстров отреагировал так, как это теперь у него повелось: с пронзительной тревогой — вдруг что дома, с ребенком? Но телефон высветился незнакомый.

— Сереж, здравствуй. Это Шатов Александр беспокоит. Удобно говорить? — теплый голос мужа Веткиной подруги успокоил.

— Да-да. Привет, Саш!

— Как мало´й, как Светульчик? — дежурно поинтересовался Шатов, в подробностях выслушивающий от Люшки все физиологические проблемы роста Быстрова-младшего.

— Нормально. Не считая кормежки. Ты чем Юлю кормил, чтоб у нее молоко было? — обеспокоенный голос сухаря-следователя умилил Шатова. Двадцать лет назад он не особенно заботился о рационе кормящей жены, которая не знала, куда молоко девать.

— Да она чай с молоком пила, все время пить вроде хотела. А так ничего особенного. Не помню, честно говоря.

— А-а, значит, не просто молоко, а чай!

— Вообще жидкость. Побольше жидкости, кажется, надо, — мямлил Шатов.

Быстров примолк, видимо, переваривая информацию, потом спохватился:

— А что у вас? Какие-то проблемы?

— Да, Сереж. У меня коллега погибла. Выбросилась из окна. Ее брат убежден, что это убийство. Правда, следствие закрыто, потому что все говорит за самоубийство. Но Валька — это брат погибшей, молит о частном расследовании. Позвонил мне, помня о «монастырском деле». Я понимаю, что это отчаяние близкого человека, но обещал ему позвонить тебе. Не было у Вики причин для самоубийства! Так, во всяком случае, представляется…

Быстров долго молчал. Потом «профессиональным» голосом ответил:

— Я при всем желании рыть не смогу. И ребенок, и работа. Меня, Саш, повысили на днях. Я теперь начальник, черт возьми, — то ли смутился, то ли подосадовал Сергей. — Каждый день на службе от и до. Так что из Эмска ни ногой. Но есть у меня толковый оперативник. Помнишь, Влад, который тогда чуть не погиб, преследуя убийцу?

— Да, конечно, помню. Слава Богу, выжил! Но он очень молодой и… физически как? — Кандидатура оперативника, служившего через пень-колоду из-за тяжелейшего ранения печени, явно не устраивала Шатова.

— Он отличный опер! И то, что почувствует ответственность, нужность, придаст ему сил. Не говоря уж о заработке. Частным детективам ведь положено платить, насколько я понимаю? — Голос Быстрова обрел командные нотки, как и всегда, когда следователь находился «при исполнении».

— Да-да, Валентин на это особенно упирал, мол, средств не пожалею.

— Ну вот и хорошо. Я поговорю с Владом. И, уверяю тебя, если хоть что-то с вашей самоубийцей не ТО, этот молодой раскопает получше бывалого «фокстерьера». Но, если есть сомнения, можно обратиться в любую частную московскую контору.

— Ясно. Спасибо, Сереж. Я позвоню завтра, ладно? Когда переговорю с Валентином?

На том и порешили. Быстров, нахватав йогуртов и ряженок, помчался домой, чтобы с порога требовать от жены потребления ударной дозы жидкости, а Шатов остался недвижим за рулем припаркованной у дома машины, не решаясь выйти. Каждый раз, переступая порог квартиры, ему требовалось сделать усилие, как перед прыжком. Он не мог научиться «врать, как все», изображать естественность, непринужденно хохмить и привычно вываливать на голову домашних новости и заботы. Как просто бы стало, разрубись мучительный узел для Шатова одним махом. В минуты приступов совестливости Саша четко формулировал самому себе: «Нужно оттолкнуть Танечку и припасть к родной, взбалмошной, умной, красивой жене. Самой любимой…» Но к его твердому здравому голосу приплетался сладенький, дрожащий голосишко: «Или уже не родной? Не любимой?»

— Привет, страдалец! — Люша постучала в стекло, кутаясь в воротник шубки и перетаптываясь на рыхлом снежке. Видимо, она гуляла и сильно замерзла. Даже в сумерках нос и щеки горели. И глаза казались воспаленными, припухшими.

Застигнутый врасплох, Шатов с силой распахнул дверь:

— Ты чего мерзнешь?!

— Уморилась я дома сидеть. Гуляю.

Александр выбрался из машины:

— Ну, привет. Пошли домой греться. — Он не обнял, как раньше, «до того», не заглянул с нежностью и заботой в глаза, а занялся брелком, будто тот требовал повышенного внимания для запирания джипа.

Жена, потупившись, отвернулась:

— Нет. Я бы еще погуляла. Снег такой свежий, вечер такой тихий.

— А давай погуляем! — изобразил веселость Шатов.

Супруги пошли вдоль дома. Люша, жмурясь от подступивших слез, показала рукой на деревце с ажурной кроной, которое в свете фонаря казалось нарисованным: четкость шрихов-веток, едва угадываемые комочки нахохлившихся спящих пичуг, припорошенные иссохшие гроздья ягод.

— Я сегодня, когда в магазин ходила, впервые почувствовала запах весны вот здесь, у этого дерева. Тишина, небо чистое, радостное. Воробьи стрекотали и порхали как ненормальные и пару рябинок мне на шапку сбросили. Я, как дура, полчаса стояла тут, любовалась. «И рыдала в голос», — последнюю фразу Люша проговорила про себя, незаметно смахивая слезы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация