Барбара почувствовала дрожь.
– А вы эту открытку видели?
– Пока нет. Но Доменика Медичи сейчас находится в руках carabinieri, как и весь монастырь, наверное, тоже. Если Хадия сохранила открытку и та где-то на вилле Ривелли, мы очень скоро об этом узнаем.
– Она может быть где угодно, – сказала Барбара. – И кто угодно мог написать этот текст.
– Именно так я сначала и подумал, так как очевидно, что девочка еще не может различать почерки. Но потом, Барбара, она сказала мне любопытную вещь. Человек, который увел ее с рынка, назвал ее Khushi. Вы когда-нибудь слышали, чтобы Ажар употреблял это слово? Девочка говорит, что это ее прозвище, которое он для нее придумал.
Барбара почувствовала, как ее желудок сжался в комок. Она небрежно повторила: «Khushi, сэр?» – чтобы выиграть хоть немного времени, во время которого ее мысли прыгали с одной вероятности на другую, как блохи по столу.
– Она сказала, что именно поэтому пошла с ним. Не только потому, что на открытке было сообщение от отца, но и потому, что он назвал ее Khushi, что для нее значило, что Скуали говорит правду, потому что от кого еще он мог узнать это прозвище, как не от ее отца?
«От Доути, конечно, – подумала Барбара. – От этого короля крыс. Он передал прозвище». Но было несколько объяснений, почему он мог так поступить, и изложение любого из них Линли совсем не входило в планы Барбары. Поэтому она сказала:
– Может быть, Ажар и называл ее так в моем присутствии, но, хоть убейте, я не помню, сэр. Однако, с другой стороны, если это прозвище, то его должна знать и Анжелина.
– Если я правильно понимаю, вы предполагаете связь между Анжелиной и Мурой?
– Ну, в этом что-то есть, не так ли? Из того, что вы рассказали, я поняла, что Муру совсем замучила равность. Кроме того, создается впечатление, что он ненавидит Ажара. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить: он мечтает, чтобы Анжелина с Ажаром разошлись, причем навсегда. Кроме того… – Тут Барбара произнесла то, о чем боялась даже думать: – Что, если он также ревнует Анжелину к Хадии? Что, если он хочет Анжелину только для себя? Может быть, весь план состоял в том, чтобы обвинить Ажара в похищении ребенка, а потом… – Она даже не смогла договорить.
Линли сделал это за нее:
– Вы предполагаете, что его намерением было избавиться от Хадии?
– Мы еще и не такое видели в нашей работе.
Томас молчал. Это была правда.
– А что там с Доути? – наконец спросил он. – Что вы там на него накопали?
Барбара не хотела даже упоминать о том, что узнала о Доути, – ведь это неминуемо привело бы к обвинениям, которые он выдвинул против Ажара. Она хотела получить шанс самой побеседовать с Ажаром, задать ему все необходимые вопросы и понаблюдать за его лицом, когда он будет на них отвечать. Но ей было велено выяснить, какова роль Доути в похищении Хадии, поэтому Барбара должна была сообщить Линли хоть что-то. И она быстро решила, что.
– Я узнала о парне по имени Брайан Смайт, – сказала она. – Он работал на Доути по компьютерным вопросам. Тем, которые требовали способностей к хакерству.
– И?
– Еще не допрашивала его с пристрастием. Планирую на завтра. Но я надеюсь получить подтверждение того, что Доути нанял его для того, чтобы он почистил ему все компьютеры и телефоны от любых следов его общения с Микеланджело Ди Массимо. Это, в общем-то, подтвердит, что Доути в деле.
Линли ничего не сказал. Барбара с нетерпением ждала, что он даст ей новое задание, которым, по логике вещей, должно было быть задание проверить возможность связи между Ажаром и Доути.
Наконец он сказал:
– Что касается этого…
Хейверс быстро прервала его, надеясь, что ее слова прозвучат как заключение:
– Кто-то его, конечно, нанял. Мне кажется, что тут возможны два сценария: или кто-то нанял его, чтобы осуществить план похищения Хадии…
– И тогда это?..
– Да кто угодно, кто ненавидел Ажара, я полагаю. Родственники Анжелины на первом месте. Они знали, что Хадия исчезла из Лондона, потому что я посещала их после ее исчезновения в ноябре. Кстати, посещала вместе с Ажаром. Сэр, они его конкретно ненавидят. Сделать что-то, чтобы помучить его… За это удовольствие они заплатят любые деньги, поверьте мне.
– Ну, а второй сценарий?
– Это уже к вам. Кто-то в Италии все организовал, включая связь с английским частным детективом, чтобы бросить тень на кого-то в Лондоне. Кто, по-вашему, может это сделать?
– Мы знаем, что Лоренцо Мура, возможно, знаком с Микеланджело Ди Массимо. Они оба играют в футбол за городские команды… – Он помолчал, потом она услышала его вздох. – Я передам все это Ло Бьянко. Пусть расскажет это тому, кто займет его место.
– Вы все еще хотите, чтобы я…
– Закончите то, что вы начали с Доути, Барбара. Если найдете что-то интересное, мы перешлем это в Италию, когда я вернусь. Теперь все в руках итальянцев. Моя работа как офицера связи завершена.
Барбара наконец позволила себе выдохнуть. Она все ждала, как он среагирует на сочиненную ею сказку.
– Когда вы возвращаетесь, сэр?
– Я вылетаю утром. Увидимся завтра.
Они попрощались, и Барбара осталась сидеть за своим столом, чувствуя на себе зловещий взгляд инспектора Стюарта. Со своего места он не мог слышать всего разговора с Линли, но на лице его было выражение человека, который ни за что не отступится от своих намерений и доведет дело до конца, чего бы это ему ни стоило.
Барбара не отводила своего взгляда до тех пор, пока он не развернулся на своем стуле и не вернулся к изучению отчетов, горой лежавших у него на столе. Она пыталась разобраться в своих ощущениях по поводу того, что сделала – и чего не сделала – во время телефонного разговора с Линли.
Хейверс быстро приближалась к критической черте. Если она перейдет ее, это навсегда приклеит к ней ярлык. Она спрашивала себя, что должна тем людям, которых любит, и единственный ответ, который приходил ей в голову, был таков: абсолютную лояльность, чего бы это ей ни стоило. Трудность состояла в том, чтобы определить, кто эти люди. Но еще труднее было понять, за что она любит этих людей.
Май, 1-е
Лукка, Тоскана
Сидя на кухне своего дома Торре Ло Бьянко, Сальваторе с удовольствием наблюдал за общением своих детей с их nonna
[304]
. Предыдущий вечер был один из тех, который дети проводили с отцом, а так как последний жил в родительском доме, то и с nonna. Мать Сальваторе с удовольствием наслаждалась присутствием своих nipoti
[305]
. Она накормила их завтраком, состоявшим почти из одних dolci, что в другое время вызвало бы протесты Биргит. Единственным реверансом в сторону правильного питания были cereale e latte
[306]
, и слава богу, она выбрала хлопья из отрубей, подумал Сальваторе, – но сразу же за ними последовали пироги и biscotti. Дети съели гораздо больше, чем им полагалось, и на их мордашках были видны следы поглощенного сладкого. Со своей стороны nonna забрасывала их вопросами. Ходят ли они в церковь каждое воскресенье, хотела она знать. Посещали ли они службу в Чистый Четверг? Стояли ли они на коленях в течение трех часов в Страстную Пятницу? Когда они последний раз получали Святое Причастие?
