– Вы ее уже видели? – спросила она. – Как она… Я не знаю… Она в сознании? Ей больно?
– Я ее еще не видел. Лоренцо… – Ажар замолчал, задумавшись, затем сменил тему. – У нее сейчас, наверное, берут анализы. Надо, чтобы ее осмотрели несколько специалистов. Я думаю, что все это, вероятно, одновременно связано со стрессом от похищения Хадии и с беременностью. Сейчас я знаю слишком мало, Барбара. Надеюсь, узнаю больше, если останусь.
Так вот почему он оказался там, подумала Хейверс. Лоренцо Мура и близко не подпускает его к Анжелине. Она сама видела, как итальянец с подозрением относился к Ажару и к его отношениям с Анжелиной, когда они появились в Лондоне, чтобы найти Хадию. Лоренцо не был в ней уверен. Но, с ее-то предыдущей биографией, кто ей поверит?
Барбара подумала о той власти, которую Анжелина Упман имела над мужчинами. О том, до чего она могла довести мужчину, чтобы тот остался ее любовником после всего, что произошло.
А это опять напомнило Барбаре о причине звонка Ажару. Существовала некая ситуация, о которой ей рассказал Дуэйн Доути, заключавшаяся в том, что вся информация, полученная им и его сотрудниками о месторасположении Анжелины Упман и об участии в этом деле ее сестры, была своевременно доведена до Ажара. Если верить Доути, все детали, связанные с исчезновением, были сообщены заказчику, который нанял его, чтобы выяснить, где находятся мать и дочь, то есть Таймулле Ажару. Но тот ничего не говорил Барбаре об этих деталях в течение многих месяцев. То есть или он лгал ей по оплошности, или Дуэйн Доути лгал ей, сообщая неверную информацию.
Барбара знала, что скорее поверит Ажару. Она чувствовала к нему невероятную предрасположенность и не хотела верить, что он мог разрушить это чувство предательством.
Хейверс понимала, что профессиональный детектив не может оказаться в такой ситуации. Но те слова, которые она должна была сказать Ажару («Доути говорит, что передал вам массу информации в январе, что же вы с ней сделали?»), застревали у нее в горле. Однако она понимала, что должна сказать что-то в этом роде, иначе ей просто будет сложно с этим жить. Поэтому она спросила:
– Вся эта история про Италию, Ажар…
– Да?
– Вам никогда не приходило в голову, что все это время они могли находиться в Италии?
– Откуда мне могла прийти в голову Италия? – Его ответ был мгновенным, простым и с ноткой сожаления. – Она могла быть где угодно на земном шаре. Если бы я знал, где ее искать, то поменял бы небо с землей местами, чтобы вернуть Хадию.
Вот и всё, подумала Барбара. Это всегда останется неизменным – Хадия и то, что она значит для отца. Было невозможно предположить, что Ажар четыре месяца назад узнал, где находится Хадия, и не предпринял ничего, чтобы вернуть ее домой. Просто он был устроен по-другому.
Но с другой стороны… Поскольку Доути заронил в мозг Барбары идею возможного предательства, она продолжала существовать, где-то на задворках ее мыслей. Несмотря на все то, что Барбара знала об Ажаре, и несмотря на то, как она в него верила, она лично перепроверит его берлинское алиби. Хейверс больше не верила Дуэйну Доути.
Боу, Лондон
Дуэйн Доути направлялся к Виктория-парк. Он хотел подумать – а сама по себе прогулка, так же как и парк, если идти в сторону Краун-Гейт-Ист, помогали ему в его размышлениях. Остаться в офисе значило поиметь еще один тет-а-тет с Эмили. Ее заявления о предстоящих карах начинали доставать его. Дуэйн всегда верил, что, если принять серьезные меры предосторожности, все в конце концов будет хорошо, и по завершении этого покера они просто соберут фишки и поделят прибыль. Но Эмили думала по-другому.
Поэтому Доути не хотел, чтобы она узнала, что он начал беспокоиться. Эмили была полностью занята поисками любовного гнездышка сорокапятилетнего банкира и его двадцатидвухлетней любовницы, поэтому ему удавалось избегать встреч с ней. У нее действительно было много работы, и она мало задумывалась о его собственных занятиях. Но через два-три дня файл на банкира будет собран – фото, слипы кредитных карточек, телефонные звонки и все остальное, – и после того, как семейная жизнь этого идиота разрушится, отношения Дуэйна с Эмили Касс тоже будут поставлены под угрозу. Ему надо было придумать какие-то ответы для своей помощницы. Он не мог позволить себе потерять ее, со всеми ее способностями, а Доути знал, что это произойдет, если он не сможет разобраться с тем, что происходило в Италии.
Отчасти это и было причиной его прогулки: сначала анализ, затем принятие решения, и только потом действие. Все началось с приобретения разового телефонного аппарата. Если бы Дуэйн сделал какие-нибудь подозрительные звонки из офиса, Эм набросилась бы на него, как тигрица.
В принципе, дело должно было уже закончиться. Во всем этом не было ничего сложного. Доути уже давно должен был услышать «все в порядке», после этого «все хорошо», а в конце – «arrivederci»
[203]
. Ничего из этого Дуэйн не услышал, и теперь он понимал, почему. В первую очередь потому, что ничего не вышло.
– Я не знаю, – услышал он ответ на свой вопрос: «Что, черт возьми, происходит?» – когда на его звонок ответили.
– Что значит «я не знаю»? Вам платят за то, чтобы вы знали. Вам платят за то, чтобы вещи происходили.
– Все было сделано, как вы просили. Но где-то что-то пошло не так, и я не знаю, где.
– Как, во имя Господа, вы можете этого не знать?
На другом конце повисла тишина. Доути напряженно вслушивался. В какой-то момент он подумал, что связь разъединилась, и он уже хотел перезванивать. Но в этот момент в трубке раздалось:
– Я не мог рисковать. Я не мог сделать так, как хотели вы. С использованием mercato. Меня бы сразу запомнили.
– О mercato заговорили вы, а не я, дурак вы долбаный. Это совсем не обязательно должно было произойти на mercato. Это могло случиться где угодно: в школе, в парке, на ферме…
– Все это не важно. Вы не понимаете одного… – Пауза, затем: – Вы не можете обвинять меня. Вы хотели, чтобы ее нашли, и я ее нашел. Я сообщил вам имя. Я дал вам место и координаты. Вы захотели украсть ее, не я. Если бы я знал заранее, что таковы ваши намерения, я бы никогда… как это у вас говорится, не сел бы с вами на этот поезд.
– Но вам понравилась идея заработать неплохие деньги, сукин вы сын.
– Думайте что хотите, мой друг. Но то, что полиция до сих пор не смогла найти ее, говорит о том, что мой план правилен. Giusto
[204]
, как мы говорим.
Доути почувствовал холод в трусах, когда услышал «мой план». Ведь должен был быть всего один план. Его план. Забрать девчонку. Спрятать ее. И ждать, пока он скажет, куда ее доставить. Тот факт, что, оказывается, был еще один план, о котором он ничего не знал, лишил Доути дара речи. Но он все-таки произнес:
