Вначале он увидел себя. В набедренной повязке. Избитого и окровавленного, измазанного навозом, на котором лежал неведомо уже сколько времени.
Городовые неплохо поработали, он еще и сейчас чувствовал каждый удар, каждый пинок. Но вряд ли именно они сорвали с него кафтан, башмаки и штаны. Слишком старая и незавидная была одежда, чтобы на нее польстились солдаты. Зато уж обитатели этой ямы — наверняка. Магвер все еще собирался с силами, одновременно внимательно рассматривая все, что было вокруг.
Несколько мужчин сидели по углам, невзирая на тянущий от камней холод. Именно около стен был собран немного более толстый слой соломы, если можно назвать соломой кучки влажных гниющих стеблей. Середину ямы покрывал слой навоза.
Камера была шагов, может, десять в ширину и пятнадцать в длину. Потолок нависал так низко, что нормального роста человек должен был задевать головой о его балки. Долгое время Магвер не мог определить, где находится выход, наконец задрал голову и увидел наверху люк. Значит, его сюда сбросили, он упал и лежит до сих пор. А тем временем кто-то его крепко обработал.
Он тут же увидел кто. Они группкой сидели в одном углу, на кучке соломы явно более толстой, чем подстилки других арестантов, и одеты тоже были как бы солиднее. Их было четверо. Между ними лежали кафтан, башмаки и штаны Магвера. Четверо на одного. Многовато. Да небось у них еще найдется пара помощников, готовых перегрызть человеку глотку за краюшку хлеба.
— Встал, стало быть? — Над Магвером наклонился незнакомый мужчина. Возьми, напейся.
Горячая вода обжигала рот, но Магвер не отнял от губ каменной мисочки, пока не вылизал последнюю каплю влаги. Каждый глоток разогревал тело, возвращал силы. Но чем теплее делалось в желудке, тем докучливее становилось напряжение мускулов.
— Кто ты? — спросил незнакомец.
— Комен из Совны, — вовремя вспомнил Магвер придуманные Дороном имя и место.
Они присели к стене. Селезень — так звали мужчину — уступил Магверу краешек своей подстилки, но, словно не обращая внимания, как он иззяб, об одежде даже не вспомнил. Еще двое узников придвинулись ближе, чтобы порасспросить новичка, но остальные, казалось, делали вид, что вообще его не замечают.
— За что?
— Не хотел идти воевать. В первый-то день объявился, а потом пошел домой… Ну и поймали…
— Дряньство, — сплюнул один из слушателей, невысокий полный человечек с большими руками. — И что?
Магвер не ответил. Остаться здесь еще хотя бы полдня без одежды верная смерть. А в таких условиях, при тюремных харчах наверняка не выживешь. Впрочем, его и так могут сейчас же забрать, может, на пытки?
Он вздрогнул. На этот раз не от холода.
С каждой минутой он будет все слабее. Если сейчас не сделает этого, то потом — тем более не управится.
— А вон те? Всех, как и меня? — тихо спросил он. Видимо, слишком громко для этого места. В углу что-то пошевелилось, двое встали.
— Ты чего-то трепанул, сопляк? — Ворюги медленно подошли к Магверу.
Возможно, они были сильнее, но и Магвер не считал себя слабаком. Он умел драться, ведь вначале тренировался у Острого, а потом у Дорона.
— Отстаньте от парня. — Голос Селезня звучал почти просительно. Молодой он…
Они не обратили на его слова ни малейшего внимания. Один из мужчин наклонился над Магвером, схватил за голову, потянул вверх. Магвер не упирался, послушно встал. Но при этом успел поднять с земли лежавший у стены камень. Почувствовав, что нажим на голову ослаб, ударил.
Хрустнула кость, визг мужчины поднял на ноги всех арестантов, теплая кровь хлынула на холодные руки. Магверу было не до наслаждения теплом. Он отклонился от удара, нагнулся, пропустив над собой волосатый кулак, пнул под живот так, что мужчина засопел и присел. Тогда он ударил его по лицу камнем. Прижал ногой шею, чтобы навоз залепил переломленный нос. Босая ступня скользила по мокрой коже, но пятка крепко уперлась в шею.
Нападающие замерли. Испугались, как бы он еще сильнее не прижал дружка. Их трое. Скверно, что аж столько. Хорошо, что всего лишь столько. Магвер сильнее сжал камень в руке.
Долго так продолжаться не может. Стычка должна начаться заново.
Магвер перенес тяжесть тела на правую ногу.
Хрип и кровь.
На лицах узников рисовалось любопытство и возбуждение. Да, наконец появилось хоть какое-то развлечение, этот молодой и голый парень убил одного из «паханов», изувечил лицо другому. Намерен был драться со следующим.
— Селезень? — вопросительно обернулся Магвер.
Мужчина покрутил головой, попятился на шаг.
Магвер протяжно свистнул. Двое на троих — возможно, удалось бы победить. Один на троих — сумасшествие. Они с ревом накинулись на него, но при этом немного мешали друг другу. Он уклонился от удара, отскочив вбок. Теперь перед ним оказалось орущее чудовище с шестью пинающими ногами и шестью молотящими воздух лапами. Но ведь у чудовища было и три живота, в которые можно двинуть кулаком. Магвер ударил в один из животов, бросил камень в одну из голов, оттолкнул другое брюхо. Это все, что он успел сделать.
Первый удар пришелся ему по шее, второй откинул назад голову, третий согнул пополам. Очередной раз за этот день он падал под лавиной ударов. С той разницей, что в первый раз горящие в присутствии женщины плотским желанием солдаты просто хотели с ним позабавиться. Сейчас же эти били, чтобы убить. Кровь потекла из старых и новых ран, вернулась прежняя боль, нахлынула новая. Магвер скорчился под ударами их башмаков, закрывая руками голову, принимая пинки, словно тренировочная соломенная кукла.
А когда его уже избили и ему казалось, что не осталось ни кусочка нетронутого тела, какой-то глухой, идущий сверху голос произнес:
— А теперь, сопля, мы превратим тебя в бабу.
Он не был уверен, что застонал, или ему только так показалось, но он подтянул ноги к груди, прикрывая низ живота. Услышал далекий хохот, серые пятна приблизились к нему, только хватка на плечах была единственным определенным ощущением, идущим из темного, размытого мира. Резкий рывок раскрыл Магвера словно створки речной ракушки. Грязные сильные руки принялись ощупывать его тело. И когда все уже казалось конченым, когда Магвер уже несколько раз умер, он неожиданно почувствовал ядовитый запах, услышал хриплый, идущий ото всюду кашель. Через секунду и на него навалилась ядовитая вонь. Он перевернулся на бок, раскашлялся так сильно, что, казалось, еще немного, и он вытошнит собственные внутренности, глаза залились слезами, начала гореть даже кожа.
При всем том он ухитрился настолько овладеть своим телом, чтобы принудить его подняться. С каждым движением он отдалялся от заходящихся кашлем хулиганов, словно верил, что сможет от них убежать. И так он полз, измазанный кровью и навозом, изрыгая желтую блевотину, пока дорогу не преградила стена камеры. Дальше он убежать не мог. Развернулся и сел, опершись спиной о холодные камни.
