Коля пробежал за ней несколько шагов и остановился, потому что исчезновение Лидочки во тьме было выходом — вот и нет ее. А куда убежала? Не знаю — наверное, домой, к мамочке.
Но неожиданно на этой сцене появился третий персонаж, которому ранее была уготована роль зрителя.
Ефимыч нажал на газ и, гудя, медленно двинул машину вперед. Коля чуть не попал под колеса, отскочил к обрыву, балансируя на краю, — яркие лучи света гнали перед собой темноту, пока не выхватили из нее светлую фигурку Лидочки.
И та остановилась, как бы прижатая светом к дороге.
Клаксон призывно гуднул два раза. Он звал ее, и Лидочка вернулась к машине. Ефимыч открыл дверцу, и Лидочка взобралась внутрь. Послышались частые шаги — подбежал Коля.
— Это что? — Он задыхался от быстрого бега и гнева. — Ты что? С ума сошел? Да ты понимаешь, что сделал? Ты же меня задавить мог!
— Не дай Бог! — серьезно ответил Ефимыч.
Машина закачалась на рессорах — рядом с Лидочкой устроился Коля.
Он молчал и тяжело дышал, как будто долго бежал в гору, Лида тоже молчала — в голове у нее была экзаменационная тупость: ни одной мысли, ни одного чувства.
Коля перевел дух и сказал:
— Мы подвезем тебя до дома?
— Нет, — сказала Лидочка тоже спокойно — все уже кончилось. И она была сильнее Коли — не только потому, что у нее обнаружился неожиданный союзник, но и оттого, что она ровным счетом ничего не боялась и ей было нечего терять — а Коля и боялся, и терял.
— Чего ты хочешь? — спросил Коля.
— Мы поедем в Севастополь, — сказала она. — Я возьму у тебя документы и бумаги Андрея. Я тебе не верю. Я должна увидеть их собственными глазами.
— Но где ты будешь ночевать? Мне же надо в штаб. Немедленно. У меня очень важные дела.
— В гостинице переночую.
— Ты не попадешь в гостиницу, ты не представляешь, как переполнены гостиницы в Севастополе.
— Да не волнуйся ты за меня! — Лидочка повысила голос. — На вокзале подожду, на пристани, ничего со мной не случится.
— Делай как хочешь. Я покажу тебе эти документы, — сдался Коля.
Наступила тишина — ее лишь подчеркивал ровный шум мощного мотора, который со скоростью пятьдесят километров нес вперед «Руссо-балт». Фары выхватывали скалы, поросшие колючками, а затем уходили в пустоту, когда машина делала поворот.
И тут Лидочка заплакала. Она еще не верила, но уже понимала, что так могло случиться.
— А ты точно знаешь? — спросила она тихо.
— Я хотел бы, чтобы было иначе, — искренне ответил Коля. — Я бы очень хотел, чтобы он был жив. Неужели я бы позволил себе взять это, если бы Андрей был жив?
— А как это случилось? С Андреем?
— Я не знаю. Мне Вревский не рассказал. Кажется, что его узнали — была перестрелка, и он погиб.
— А где… где Андрюша… где его похоронили?
— Я не знаю.
— Ты лжешь. Ты, конечно, лжешь!
— Наверняка об этом было в газетах, — сказал Коля. — Ты можешь проверить. Возьми в библиотеке подшивки газет за осень прошлого года. Там написано — я помню, что писали.
— Хорошо, — сказала Лидочка, — ты прав. Мне надо было раньше догадаться про библиотеку.
Ефимыч затормозил так резко, что пассажиров кинуло о спинки переднего сиденья. Коля умудрился привстать и понял, что дорогу перегородило упавшее дерево.
Мотор остановился — Ефимыч высунулся из мотора, вглядываясь в темноту. И в движении его была тревога, которая сразу передалась пассажирам.
— Что там? — спросил Коля.
Ефимыч сказал:
— Люди.
И они сами увидели людей — из-за дерева не спеша вышли три человека. Двое с винтовками. Один, первый, с револьвером в руке. Одеты они были так, что казались на первый взгляд военными, но потом ты понимал, что они, скорее всего, не военные люди. Одежда была военной, но ни погон, ни петличек, ни кокард у них не было.
— Выходите! — крикнул тот, кто стоял первым, и помахал револьвером, показывая, что нужно выходить.
— Это кто такие? — спросила Лидочка.
— Бандиты, ясное дело кто, — сказал Ефимыч, вылезая из автомобиля.
— Погоди, — Коля остановил Лидочку, которая хотела было последовать примеру шоффэра. Захрустела бумага. Чуть не оторвав пуговицы, Коля расстегнул черную шинель и вытащил из-за пазухи небольшой конверт. — Спрячь, быстро. — Коля смотрел, как вооруженные люди шли к машине. Один остановился и, проводя руками по бокам Ефимыча, обыскивал его.
— Что это? — спросила Лида.
— Спрячь. Далеко, как можно дальше. Тебя не будут обыскивать, а меня будут. И машину будут обыскивать.
— Почему?
— Я думаю, что Ялтинский Совет узнал о моих делах и послал погоню. Если они найдут письмо — мы погибнем. Скорей же!
Лидочка быстро спрятала конверт за корсет — конверт был теплым — это было странно и почти забавно, — он хранил тепло Колиного тела, а Андрюшино тело холодное…
* * *
Лидочка дрожала, но от горя, а не от страха. Коля сделал несколько шагов навстречу бандитам, встал к ним почти вплотную — заговорил:
— Я хочу знать, кто посмел остановить мой мотор?
Главный бандит оттолкнул Колю, тот не ожидал толчка, пошатнулся, на секунду его речь прервалась.
Ефимыч отошел к Лидочке, подхватил ее, потому что увидел, что она теряет сознание.
— А ну пошли! — приказал главный бандит. Пистолет он направил на пленников.
— Погоди, — сказал Ефимыч, — видишь, барышне дурно!
— Барышню можешь здесь бросить, — сказал бандит. Второй почему-то рассмеялся. И заговорил, смеясь, не по-русски. Ефимыч был из Пскова, он не догадался, что за язык. А Коля понял — татарский. Правда, он его знал плохо. Плохо, но достаточно, чтобы понять слова бандита: «Оставь и меня здесь. Я посмотрю, она не убежит».
— Молчать! — сказал главный бандит по-русски. — Все молчать!
Ефимыч взял Лидочку на руки, она была легкая, тонкая, он понес ее следом за главным бандитом. Потом шел Коля, потом еще один бандит. Тот, который смеялся, остался у автомобиля.
Они шли недолго, по заросшей кустарником просеке, поднимаясь от дороги вверх, свернули за выступающую скалу и оказались на поляне, где стояла небольшая каменная, в одно окно, хижина, перед ней горел костер, у костра сидели несколько человек. Никто не встал навстречу.
Главный бандит заглянул в слабо освещенную дверь хижины.
— Не приходил? — спросил он по-татарски. Только Коля его понял.
— Скоро придет, — откликнулись из хижины.
Ефимыч опустил Лидочку на землю у костра, но не рядом, а за спинами сидевших там бандитов. Голову ее он положил себе на колени.
