— Воды дай, — сказал он.
Люди у костра оглядывались. Потом один из них зачерпнул кружкой из котелка, висевшего на костре, и протянул Ефимычу.
— Ранили или больная? — спросил он.
— Плохо ей стало, испугалась, — сказал Ефимыч.
— Это бывает, — сказал бандит.
Ефимыч принялся дуть на воду. Коля стоял неподалеку, руки за спину. Во всей этой сцене была какая-то задумчивость, замедленность, будто действие происходило во сне или под водой.
Так продолжалось минуты три-четыре. Ефимыч дал Лидочке хлебнуть горячей воды. Она закашлялась. Ефимыч помог ей сесть рядом, на тонкие бревна, лежавшие у костра. Он поддерживал ее. Лидочка плохо соображала.
Из хижины вышел пожилой татарин — если о прочих нельзя было сказать, татары они или русские, потому что одеты они были в военную одежду, то этот человек был одет как татарский крестьянин.
— Ты их обыскал? — спросил он. Опять же по-татарски. Уверенный, что никто из пленников его не поймет. Не мог же он догадаться, что этот морской офицер вырос в Глухом переулке в Симферополе, где каждая третья семья — татары?
— Они не будут стрелять, — сказал тот.
— Ты не знаешь. Ты бумагу возьми.
— Встань — пойди сюда, — сказал бандит Коле. По-русски.
— Зачем?
— Тебе сказали. И подними руки.
— Вы не имеете права! — сказал Коля. — Я представляю Черноморский флот. Вы понимаете, что это значит? Одного выстрела шестидюймовки достаточно, чтобы от вашего логова ничего не осталось.
— Твоя шестидюймовка не знает, куда стрелять, — сказал бандит. — Пускай стреляет. А ты руки подними — подними, подними, я тебя не обижаю, это порядок такой.
— И обыщите машину! — раздался голос из хижины. Голос был знаком Коле.
Коля понял, что они искали письма из Ай-Тодора.
Коля осторожно кинул взгляд на Лидочку. Она могла понимать татарский. Только бы не испугалась и не отдала письмо.
Бандит провел руками по бокам Коли, по ногам, между ног. Полез во внутренний карман — вытащил бумажник. Коля терпел — он пытался уговорить себя, что все это происходит не с ним — что он читает роман Кервуда или Жюля Верна. Руки у бандита были холодные, а изо рта пахло луком. Было противно, но Коля терпел. И думал сейчас не о себе, а о том, что нужно спасти письмо. Это странные бандиты, они ведут себя совсем не как бандиты — они ищут письмо. Если бы не татарская речь, Коля не сомневался бы, что засада подстроена Ялтинским Советом, который подозревает Колчака в связи с Романовыми. Но это были крымские татары. Значит, у Ялтинского Совета есть свои татарские банды?
Бандит сказал:
— Застегивайся. — И понес бумажник Коли своему начальнику.
В одной руке у него был бумажник. Во второй — маленький флакон.
— Это что такое? — спросил татарин строго. — Это яд, да?
Коля не сразу сообразил, что это флакон французских духов, взятый им с трюмо императрицы в подарок Раисе.
— Духи, — сказал Коля с облегчением. — Понюхай, если не веришь.
Теперь наступила очередь Ефимыча.
— Давай подними руки, обыскивать буду, — сказал бандит.
— Мы его у машины обыскали, он пустой, — прозвучало в ответ.
Пожилой татарин зашел в хижину и передал тому, кто был там, бумажник Коли и пузырек с духами. Как жаль, что окошко в хижине так мало и расположено высоко, тысячу рублей отдал бы за то, чтобы увидеть рожу этого ялтинского агента. Ведь не выходит! Значит, узнал Колю и не хочет, чтобы и тот узнал его.
— Эй! — крикнул старый татарин, выйдя из хижины. — А что там в автомобиле?
Как бы в ответ на вопрос из темноты вышли люди.
— Нет, — сказал первый. — Ничего нет.
— Должно быть! — раздался голос из хижины. — У женщины ищите!
— У нее ничего нет! — сказал Коля быстро. — Клянусь честью, у нее ничего нет! Мы только что встретились.
Увидев, что бандиты обернулись к сидящей у костра, обняв колени, Лидочке, Ефимыч встал и вытащил из костра полуобгоревший сук.
— Только троньте, — сказал он. — Только троньте.
— Зачем бабу трогать? — сказал молодой бандит. — Сам трогай.
— Они могли спрятать письмо, — настаивал голос из хижины.
Коля тоже двинулся к Лидочке.
— Сначала убейте меня, — сказал он.
— А почему не убить? — сказал молодой бандит, поднимая «маузер» Ефимыча. Медленно-медленно…
Коля понял, что пришло время рискнуть. Он так волновался, что татарский язык вернулся к нему, будто он играл на дворе десять лет назад. И он закричал на жаргоне городских татарских мальчишек:
— Не смей трогать мою невесту! Только попробуй! Я уйду в ад, но возьму с собой ваши души! Пусть ваших невест щупают чужие лапы! Пусть вашу мать обыскивают русские! Идите сюда, собаки!
Все стояли, будто пораженные громом, словно у них на глазах морской офицер превратился в дива.
Затрещали сучья. От дороги на поляну у костра быстро вышел Ахмет Керимов.
* * *
Он остановился на краю освещенного костром круга и, медленно поворачивая голову, пронесся глазами по лицам участников прерванного сражения.
Он увидел своих товарищей-бандитов. Они стояли полукольцом, спинами к костру, будто стая волков, которые остановились перед старым оленем. Он увидел Ефимыча, затем — Колю Беккера. И сделал еще шаг вперед, чтобы понять, кто же та женщина в сером пальто и сбившейся набок шляпке, что сидит у костра, — и узнал Лидочку.
Затем услышал, как из хижины снова звучит голос:
— Ну идите же! Что там у вас происходит?
Ахмет вдруг широко улыбнулся — почему-то ему эта картина показалась забавной.
— Всем вольно, — сказал он. — Перемирие.
— Что такое? Керимов, это вы? Зайдите ко мне, — послышалось из хижины.
— Погодите, — ответил Ахмет. — Я, кажется, встретил друзей, которых не видел целую историческую эпоху. Ведь мы расстались с вами в империи, а встретились в республике.
Остальные бандиты, слыша, насколько спокоен и весел Ахмет, тоже заметно успокоились, распрямились, отступили назад.
— Махмуд, дорогой, — сказал Ахмет, — расскажи, что происходит.
Пожилой татарин ответил по-татарски, говорил он длинно, другие вмешивались, помогали. Коля перестал понимать — в ушах шумело, начала болеть голова.
— Кто такой? — спросил Ефимыч. — Кто этот молодой?
— Так не бывает, — сказала Лидочка. Но осталась сидеть.
Конечно, так бывало, но только в приключенческих романах, где герои, уже привязанные к столбам или кострам, уже взошедшие на плаху, чудесным образом слышат боевой клич своих друзей. И спадают оковы, гремят барабаны — наши победили! Впрочем, Лидочка в этот момент не задумывалась, насколько такое сравнение правомочно, — ей никто не грозил смертью. Хотя неизвестно, чем бы все кончилось.
