— Патруль меня не остановит. Я — человек-невидимка, читала?
И Ахмет засмеялся, по-старому, будто ничего и не было.
* * *
Беккер вернулся в Севастополь в половине третьего ночи.
Он остановил автомобиль у дверей Морского штаба, выключил мотор. С трудом, из последних сил, снимая кожаные перчатки, вылез из машины. Часовой, сонный и замерзший, перегородил штыком дверь.
— Ты что, не видишь? — спросил Беккер без злобы, но с глубокой уверенностью в том, что никакой часовой не посмеет его остановить. Он отвел штык вверх, не отпуская его, нагнулся и прошел под ним, как под низкой притолокой.
В вестибюле горела тусклая лампочка. Коля, стараясь шагать твердо, вошел в приемную адмирала. Лейтенант Свиридов, ночной дежурный, спал на черном кожаном диване, придвинув телефон к изголовью.
— Степа, — сказал Беккер, опускаясь в кресло возле дивана. — Степа, проснись. Скажи, где Александр Васильевич?
Степа вскочил, потянулся к телефону, потом сообразил, отпустил трубку и стал протирать глаза.
— У нее, — сказал он, прокашлявшись. — Сколько времени?
— Скоро три часа.
— Ты откуда?
— Из Дюльбера.
Свиридов запустил пальцы в черную шевелюру. Морщась от боли, он растаскивал ее по прядям.
— Что-нибудь случилось?
— Не задавай глупых вопросов, Степа. Позвони адмиралу.
— Ты с ума сошел, Берестов. Сам же сказал — три часа ночи, а ты его из теплой кроватки. Он же оторвет мне голову.
— Ты как думаешь — я приехал сюда в три часа ночи из Ялты, приехал один, потому что моего шоффэра по дороге убили — сам я контужен и еле держусь на ногах, — приехал и разбудил тебя ради собственного удовольствия? Ради шуток?
— Шоффэра убили? Ефимыча? Что случилось? Бандиты?
— Бандиты, из которых состоит вся Россия. Будешь звонить или нет?
— Может, ты сам?
— Ты дежурный — тебе положено.
Степа нагнулся, поднял с пола телефон, поставил его на край стола, но трубки не снял.
— Что-нибудь случилось с императрицей? — спросил он с повышенной заботливостью, будто собирался тут же нести ей стакан воды.
— Бери трубку! — закричал Коля. Глаза у него стали бешеные. Он начал расстегивать кобуру, пальцы его тряслись. — Я из этого «нагана» сегодня пристрелил трех человек! Одним больше, одним меньше — какая разница! Какая разница, Степа? Решается судьба России, а ты никак не можешь решить, положено или не положено будить адмирала?
Степа, не отрывая глаз от руки Беккера, которая ушла по ладонь в деревянную кобуру, схватил трубку.
— Девушка! — кричал он и крутил ручку вызова. — Девушка, вы меня слышите? Вы что, решили поспать? Алло! Алло! Ну вот… а то как сквозь землю провалились. Знаю, сколько времени! Лучше вас знаю. Срочно, четыре — двадцать четыре! Да, прямой. Да, из Морского штаба! Я лучше знаю, кто когда спит, а кто нет!.. Вот видишь, — сказал Свиридов, глядя, как Коля застегивает кобуру. — А ты берсекнул!
— Чего? — не понял Беккер.
Свиридов уже пришел в себя. Он взял со стола зеркало и поглядел на себя. Покачал головой, недовольный видом синей ночной щетины, встрепанных волос, припухших век и мешков под черными глазами.
— Это особое состояние, в которое впадали древние викинги во время битвы. Такой герой крушил и своих, и чужих — после боя его обязательно убивали свои же. Понял?
— Разберемся, — сказал Коля. — Ну, скоро?
Свиридов отложил зеркало, прикрыл ладонью трубку и ответил:
— Это спросишь у беззубого.
И тут же, услышав ответ, другим голосом произнес:
— Простите, ради Бога, это Степа Свиридов. Да, случилось. Скажите, пожалуйста, Александру Васильевичу, что лейтенант Берестов просится срочно переговорить с ним. Берестов, да, Андрей Берестов. Сколько времени? Три часа ночи.
Свиридов протянул трубку Беккеру, а сам снова взял зеркало, прошел к дивану, сел, сапог на сапог, принялся выдавливать угорь из большого пористого носа.
Коля взял телефонную трубку. Она была теплой и пахла какой-то помадой — видно, от Свиридова.
— Я вас слушаю, — хрипло произнес Колчак.
— Александр Васильевич, я только что прибыл из Дюльбера. Мне нужно поговорить с вами.
— Это настолько важно?
— Я не паникер, ваше превосходительство, — сказал Беккер.
— Та-ак… Дорогая, достань порошок аспирина, — сказал адмирал. — И стакан воды. Вы меня слушаете, Берестов? Прошу вас немедленно прибыть сюда. Сколько времени вам потребуется?
— Семь минут.
— Отлично. Я предупрежу охрану.
Ровно через семь минут Коля Беккер увидел одетого и будто бы еще не ложившегося адмирала Колчака.
— Здравствуйте, — сказал адмирал, оглядывая Колю. — Садитесь. На вас лица нет. Еще не спали?
— Не пришлось, Александр Васильевич. Такие события…
— Тогда рассказывайте. Только коротко.
— Ее Величество, — сказал Коля, который уже отрепетировал краткую речь, — получила сведения, что Ялтинский Совет принял постановление об аресте всех членов царского семейства.
Колчак кивнул, будто именно этого сообщения и ожидал.
— Они будут арестованы сегодня. Для этого в Ялту подтянуты какие-то верные Совету части и отряды мастеровых. Возможно, и банды крымских татар.
Колчак поднял бровь.
— Они существуют, — сказал Коля. — Я их видел три часа назад.
— Продолжайте.
— Царское семейство будет перевезено в Симферополь, в тюрьму, затем, возможно, — на север.
— Временное правительство в курсе дел?
— Не знаю, — сказал Коля. — Вот письмо от императрицы.
— Я же просил — ничего не писать! — сказал адмирал.
Из полуоткрытой двери в гостиную проскользнула тонкая женская фигура в золотистом пеньюаре.
— Но сейчас особый случай, — возразил Коля.
— Особые случаи устанавливаю я, — сказал адмирал, протягивая руку.
Коля отдал ему письмо.
— Что же вы, лейтенант, — брезгливо произнес Колчак, — ногами его топтали?
— И ногами тоже, — сказал Беккер. — Ялтинский Совет подстроил мне засаду на дороге. Руководил засадой известный эмиссар Совета Елисей Мученик. Он оставался, так сказать, за сценой. А произвел эту акцию отряд крымских татар. Так что для спасения письма — именно его они и искали — мне пришлось пойти на некоторые шаги…
— Какие?
— Я выкинул это письмо в кусты. В последний момент. Так что, обыскивая нас, они ничего не нашли.
