— Они перегородили дорогу — они смеялись, они сказали, чтобы мы все отдали, все… потом они… Вахтанг стал сражаться, я просила его — не надо, не надо… они убили его, а меня…
— Мерзавцы! — воскликнул Юсупов. И он был искренен в своем гневе. — Я пойду! Я буду стрелять, пока не перебью все их кривые рожи!
— Феликс! — закричала на него императрица.
Со звоном разлетелось и тут же с грохотом посыпалось осколками по паркету оконное стекло, разбитое случайной пулей.
Это сразу отрезвило всех.
— Прошу всех перейти на первый этаж. Оттуда мы выходим к морю, — приказал Колчак.
— А как же полковник Баренц? — тихо спросил у адмирала Коля.
Диван представлял собой драматическую картину, словно просился на кисть исторического живописца. На нем, откинувшись, сидел и часто дышал полковник Баренц, с головой, завязанной промокшим от крови бинтом. А в ногах у него сидела в полузабытьи княжна, подняв руку, обнаженную выше локтя, потому что рукав был разорван. Дорожная, доходящая лишь до щиколоток юбка княжны также была порвана и измарана.
— Полковник? — повторил Колчак. — Полагаю, ему будет лучше остаться здесь. Они могут вызвать ему врача. А так мы его погубим, не довезя до миноносца.
Коля смотрел на княжну и думал: не успели, не успели, не успели… и почему-то это имело отношение и к нему, и к адмиралу, и к императрице.
— Берестов! — услышал он голос адмирала. — Вы почему здесь стоите? Я же приказал вам взять гранаты.
— Простите, — сказал Коля. — Я думал, что это не сейчас.
— Именно сейчас! Вы что, полагаете, что я должен быть вам по гроб жизни обязан за те подвиги, которые вы совершали час назад? Они — наше прошлое. Остаться живыми и вырваться из этой мышеловки — вот наша задача сегодня. Идите!
— Слушаюсь.
— Постойте. Сначала поднимитесь в башенку. Там сидит наблюдатель. Узнайте у него, какова обстановка. Если есть срочные новости — бегите сюда. Ясно?
Как только Коля вышел из гостиной и стал искать путь на чердак, он попал в ту часть дворца, что выходила к воротам, и потому сразу стали слышнее выстрелы и доносились даже крики. Стекла в окнах с этой стороны были разбиты, и солнце, попавшее в проемы, по-утреннему весело отражалось в осколках.
Не у кого было спросить, где эта нужная лестница. Коля поднялся по одной и попал в коридор, куда выходили спальни. Он заглянул в спальню императрицы, дальше не пошел — время было на исходе. Пришлось снова спуститься на первый этаж. Коля понимал, что нельзя признаться адмиралу в неспособности отыскать путь на башню.
Перебежав через холл, где на полу сидел, прижавшись спиной к деревянной панели, раненый солдат в одном сапоге — вторая нога была кое-как замотана, Коля увидел лесенку поуже и по ней выбрался на чердак и чуть было не получил пулю в живот, потому что никто не предупредил Колю, что на чердак попадают, условно постучавшись. Коля открыл дверь, и тут же наблюдатель — матрос, глядевший на море, — обернулся и выстрелил в него из «маузера».
Коля отпрянул за косяк и оттуда закричал:
— Ты чего? Убить захотел? Не видишь, что ли, погоны?
— А ты кто? — спросил матрос.
— Я от адмирала, лейтенант Берестов.
— А чего же он не сказал, что стучать надо по-особому?
— В следующий раз постучу — некогда сейчас этим заниматься, — сказал Коля. — Я зайду?
— Ладно, заходи. Видел тебя в штабе. Только ты, лейтенант, будь поосторожнее. Дырку получишь. Простое дело.
Коля не стал вдаваться в разговоры с матросом; здесь было просторно — крыша уходила в башенку, балки были исполосованы птичьим пометом. Одно окно выходило на море, из второго было видно шоссе.
— Адмирал спрашивал, не видны ли наши? — спросил Коля.
— Если бы появились, я бы прибежал, — сказал матрос. — Нету наших. Да и что ждать — пока соберутся… Это здесь время медленно идет, а в Севастополе быстро.
Матрос дал Беккеру бинокль, и он посмотрел на море. Море было пустынным, даже рыбаков не видно — чувствуют, что идет война.
Потом он посмотрел в другую сторону — на шоссе.
Шоссе вилось вдоль моря, и далеко-далеко видна была нестройная колонна людей.
— Это кто? — спросил Коля.
— Подкрепление Советам идет, — сказал он. — Сюда бы да хорошую роту — разогнали бы вмиг. А то твои контрразведчики только людей лупить и водяру пить умеют.
— Я не из контрразведки, — сказал Коля.
Пуля ударила в раму окна, отколола кусок дерева, и он вонзился Коле в рукав, чуть уколов руку.
— Осторожнее, — сказал матрос. — Нам ведь все равно — от Баренца ты или из экипажа. Живи и дай пожить другим.
Он осторожно выглянул из-за рамы и сказал:
— Пошли! Опять пошли!
И, как бы услышав его, от сторожки ударил пулемет.
Сверху было отлично видно, как перебегают, приближаясь к воротам, нападающие, такие маленькие сверху. Коля пытался разглядеть среди них Мученика.
— Вот где надо пулемет ставить! — сказал Коля. — Отсюда!
— Отсюда трудно попасть — далеко, — ответил матрос. — Только если к дому подберутся.
Впрочем, поздно было тащить сюда пулемет, даже если бы был лишний. Пока дотащишь — они уже добегут до дворца.
— Что же они делают? — спросил Коля. — Почему их не остановят?
— А ты что, не видишь, что их сверху с горы огнем поддерживают? — ответил матрос. — Нашим не высунуться.
Солдаты, что лежали у пулемета — а Коля уже воспринимал этот пулемет как собственность, как источник своего подвига, — вдруг вскочили и побежали, бросив его.
— Ну куда же, мать вашу! — Коля высунулся из окошка, начал грозить кулаком. Но солдаты не слышали его, они бежали ко дворцу, потом один из них упал и остался лежать на дорожке, а второй спрятался в кустах. Другие солдаты, что таились в зелени, тоже поднимались и отбегали к строениям. Некоторые падали.
Коля понял, что ему надо бежать вниз, потому что, кроме него, некому остановить бегство. И как только он сделал шаг от окошка, ему стало очень больно в правой руке, ниже локтя, словно ее пронзили раскаленным железным штырем — так больно, что Коля даже закричал, садясь, скрюченный, на пол.
— Задел, да? — спросил матрос. Но почему-то, не дожидаясь ответа, он пошел к двери и исчез, но Коле было так больно, даже тошнило, что он не обратил внимания на бегство матроса.
Пальцам левой руки, которая держала за локоть правую, стало очень мокро и горячо, будто он помочился на эти пальцы. И Коля понял, а потом увидел, что это кровь, и ее было очень много. Коля никогда еще не видел столько человеческой крови сразу — даже на войне, которая раньше обходила его стороной. Но это была его кровь, и надо было что-то делать, иначе вся кровь вытечет. Надо перевязать руку — но как это сделаешь, если так больно и одна рука не действует…
