– Да, – выпалили мы почти одновременно, а я еще добавил от себя: – Для своего возраста ты высказываешь весьма здравые суждения.
– Такие, как я, должны все схватывать на лету, – ответила принцесса. – Судьба обделила нас сроком жизни, но взамен одарила сообразительностью. Впоследствии наша сообразительность должна перерасти в мудрость, но мне это не грозит… А вот и дождик пошел! Поспешим в наши подземные чертоги.
Вслед за принцессой мы спустились на дно сырого, заросшего колючим кустарником оврага, и стражник, маячивший в темном зеве пещеры, вручил ей факел, сиявший фиолетовым фосфоресцирующим светом.
Уже через полсотни шагов пещера, напоминавшая логово хищного зверя (для пущей убедительности даже обглоданные кости повсюду валялись), превратилась в узкий сводчатый туннель, одетый замшелым камнем. Крутые ступени, уложенные, судя по всему, очень давно, но почти не истертые ногами посетителей, вели все вниз, вниз, вниз.
Потом туннель стал петлять, раздваиваться, пересекаться с другими подземными коридорами. Неизменным оставалось лишь одно – постепенный и неуклонный спуск.
– Истинное устройство лабиринта известно очень немногим. Здесь легко заблудится даже стражник, – когда принцесса говорила, она поворачивалась ко мне и старалась держать факел так, чтобы я видел ее лицо. – Водить по лабиринту гостей – наша святая обязанность. Нам якобы больше делать нечего. А кроме того, считается, что мы не успеем воспользоваться знанием тайн лабиринта в каких-то неблаговидных целях. Угадай, сколько мне осталось жить?
– Лучше скажи сама, – мне не хотелось обсуждать эту тему, но, уж если она сама затронула ее, надо было поддерживать разговор.
– Дождь, который разразился наверху, я еще переживу, но следующего вряд ли дождусь, – беспечно объявила принцесса.
– Неужели не существует средств, способных продлить твою жизнь?
– Единственное средство – зачатие. Но пока жива королева, это невозможно. Такова уж наша природа.
А королева будет жить вечно, – могу поклясться, что последняя фраза была адресована не мне, а кому-то совсем другому.
Иногда на стенах туннеля виднелись знаки, процарапанные чем-то острым, а то и просто намалеванные углем или мелом. Заметив, что я рассматриваю их, принцесса пояснила:
– Слухи о несметных сокровищах королевы не дают покоя искателям легкой наживы. Используя всяческие уловки, они проникают в лабиринт, а знаки оставляют для того, чтобы потом найти обратный путь. Мы стираем их и ставим другие. Это самое действенное средство борьбы с грабителями, к тому же бескровное.
– Я полагаю, что во всем мире нет такого лабиринта, который устоял бы перед изощренным умом, – заявил я, отыскав в памяти несколько примеров, подтверждающих эту мысль.
– Для изощренных умов у нас приготовлены изощренные ловушки. И сейчас ты в этом убедишься… Стой!
Принцесса тронула ногой широкую плиту, которую, казалось, никак нельзя было обойти, и сразу отшатнулась назад. Плита быстро и, надо полагать, бесшумно ушла вниз, а на ее месте остался провал, откуда пахнуло могильной затхлостью.
– Как же нам идти дальше? – спросил я, держась Подальше от открывшейся бездны.
– Надо прыгать, – ответила принцесса. – Ширина здесь такая, что ее одолеет любой вещун, а уж ты и подавно.
Мой приятель, хорошо знакомый со здешними по рядками, уже успел отойти назад и сейчас начина энергичный разбег. В отличие от прочих сумчатых, прыгал он весьма неуклюже (сказывалось, наверное, отсутствие практики) и едва не загремел в бездну, что сразу сняло бы все наши проблемы с новым яйцом.
Сам я преодолел провал, как говорится, шутя, а принцесса перемахнула через него даже без разбега. На чемпионате Злого Котла по легкой атлетике, если 6ы таковой, конечно, состоялся, она бы, несомненно, сделалась лидером. Вот только среди кого – спортсменов или спортсменок? Назвать ее мужчиной язык не поворачивался, а женщиной она еще не стала и вряд ли уж когда-нибудь станет…
И опять – вниз, вниз, вниз. Повороты, повороты повороты. Развилки, пересечения, развилки. Плиты проваливающиеся вниз, плиты, падающие сверху, плиты, выдвигающиеся из стен. Острые шипы, самострелы, гильотины, проволочные удавки, капканы…
Зловещая пустота лабиринта самым разительным образом контрастировала с суетой, царившей во внутренних покоях королевской обители.
Повсюду бродили хмурые вещуны-одинцы, искавшие здесь то же самое, что и мы, гордо вышагивали вооружейные стражники, больше похожие на раскормленных домашних котов, чем на сторожевых псов, сновала самая разнообразная прислуга, порхали принцессы счет которым я потерял уже за первые часы пребывания в подземелье.
От прочих вещунов, схожих между собой, как желуди, упавшие с одного и того же дуба, принцессы отличались не только ростом и статностью, но и еще одним качеством, весьма редким для этого народа, – индивидуальностью, проскальзывавшей в чертах лица. Создавалось впечатление, что неведомый художник, взявшийся расписывать целую галерею одинаковых фарфоровых кукол, решил немного порезвиться и, дав волю своей кисти, кому-то удлинил глазки, кому-то подрисовал ротик, кому-то наметил ямочки на щеках, а кому-то, наоборот, на подбородке. Про их наряды я даже не говорю – так богато и ярко не одевались ни в одной из стран, где мне доводилось побывать. На доходы от яиц роскошествовала не только королева, но и ее ближайшее окружение. Что касается принцессы, сопровождавшей нас в лабиринте и прозванной мною Чука (это слово одновременно обозначало и сообразительность и пригожесть), го она первым делом направилась на кухню и велела накормить новых гостей. Не став дожидаться, пока мы насытимся, принцесса удалилась, пообещав в самом ближайшем времени замолвить за нас словечко перед королевой.
– Похоже, ты произвел на нее впечатление, – буркнул чем-то недовольный вещун. – Но как бы это не подпортило нам все дело. Королева держит принцесс в черном теле и не позволяет заводить любимчиков, к чему те весьма склонны.
– Насчет любимчика ты, пожалуй, преувеличиваешь, но какие-то виды принцесса на меня имеет, – сказал я, расправляясь с очередной миской горячей похлебки. – По крайней мере, мне так показалось…
После обеда я отыскал для себя укромный уголок и завалился спать. Вещун, нуждавшийся в отдыхе куда Меньше моего, отправился на разведку.
Новости, которые я выслушал от него сразу после пробуждения, нельзя было назвать обнадеживающими.
Как выяснилось, в последнее время королева не допускала к себе никого, кроме лекарей, принцесс и кормильцев (частенько возвращавшихся назад с нетронутой пищей), а период, в течение которого она не смогла разрешиться ни единым яйцом, превышал все мыслимые пределы.
И вообще, настроения, преобладавшие в обители нынче, весьма отличались от тех, которые вещун застал во время своего предыдущего посещения. Повсюду поселилась неуверенность, граничащая с тихой паникой.
