Энни рассмеялась:
— Перестань беспокоиться, па. Я большая девочка, ты не забыл?
— Ты уверена, что не хочешь приехать сюда, в Сан-Диего? Убежден, ты без особого труда сумеешь поступить в Калифорнийский университет со своим аттестатом и высоким баллом по отборочному тесту. Насколько я знаю, университет в Беркли уже дал тебе добро на поступление, не так ли? Даже если тебе придется подождать до следующего семестра…
— Я не собираюсь поступать в университет, па.
— Вообще?
— Во всяком случае, ни в университет в Уэллсли, ни в Калифорнийский. Я записалась в художественную школу. — Молчание отца означало, что он ошеломлен. Означало ли оно также недовольство? Одно дело — говорить своей дочери, что она вольна поступать так, как подсказывает ей сердце, и другое дело — услышать, что она с легкостью пренебрегла возможностью учиться в самых престижных университетах страны ради занятий в художественной школе. — Постарайся не беспокоиться, папа. Мне кажется, это мое призвание. Пока еще не знаю почему, но я должна идти туда, куда ведет меня Господь.
— Дорогая…
Она и раньше пыталась поговорить с отцом начистоту, но это было нелегко. С одной стороны, слова о Божьем промысле в ее выборе не находили отклика в его душе по той простой причине, что он не был верующим и всякий раз начинал нервничать, когда слышал об этом. С другой стороны, она не могла лгать и прилагала огромные усилия, чтобы дать ему понять, насколько важно для нее идти дорогой, указанной ей Господом, Чье присутствие она ощущала в каждой своей картине. Она садилась за мольберт с таким чувством, что идя по верному пути, приближаясь к Создателю, Который открывает ей глаза на мир.
Этот мир включал в себя и членов ее семьи, разобщенных разводом и взаимной неприязнью.
Возможно, бабушка поможет ей подобрать ключи и к ее матери, и к самой себе.
— Все, чего я хочу, это быть самостоятельной, папа. Разве не к этому ты меня призывал? Разумеется, купаться в роскоши мне не придется, но квартирка Сьюзен премиленькая и довольно просторная. Да и находится она в очень удобном месте, так что я смогу по утрам бегать трусцой в сторону зоопарка или на пляж. Там, где работает Сьюзен, открылась вакансия, поэтому с работой у меня теперь нет проблем.
— Кем она работает?
— Официанткой в ресторане высшей категории. Так что денег мне хватит и на оплату своей доли за аренду квартиры, и на другие расходы.
— Как называется этот ресторан?
— «Чесночок».
— Кто же захочет питаться в заведении с таким названием?
Энни рассмеялась:
— Все, кто любит чеснок. Этот ресторан довольно широко известен. А чеснок, папа, — последний писк моды. Тебе, кстати, он очень полезен.
— Чеки, которые я раньше посылал твоей матери, теперь буду направлять на твой адрес.
У отца были свои, присущие только ему способы выражать неодобрение.
— Папа, я позвонила тебе не для того, чтобы попросить денег. Мне исполнилось восемнадцать, и я уже совершеннолетняя. Не забыл? Оставь деньги себе.
— В соответствии с законом ты, возможно, и совершеннолетняя, — с горечью констатировал он, — но для меня ты все еще моя маленькая девочка.
На глаза Энни навернулись слезы.
— Мне нужно стать самостоятельной.
Он с минуту помолчал.
— Значит, ты позвонила не ради того, чтобы попросить денег или совета?
— Именно так.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, — ласково произнес отец.
— Да, — сдержанно проговорила она, и сердце ее сжалось.
— Что случилось, родная? Что наговорила тебе мать перед твоим уходом из дома?
Колкие замечания матери оставили в душе Энни неприятный осадок, напоминавший ей щепки, которые еще долго плавают на поверхности воды после кораблекрушения. Отец со своим тонким чутьем, конечно же, правильно все угадал, но она вовсе не собиралась в угоду ему повторять обидные слова, сказанные матерью. Зачем подливать масла в огонь?
Мать возлагала большие надежды на ее будущее и желала, чтобы она как можно быстрее оправдала их. Но отец тоже не был совершенством. За последние четыре года он дважды сменил спутниц жизни, и последняя, Моника, была вдвое младше его. Мать Энни считала, что у отца комплекс Питера Пена, а он уверял, что, вкусив прелестей супружеской жизни с Норой, он навсегда избавился от желания вступать в брак.
— Пап, ты можешь рассказать мне что-нибудь о бабушке Лиоте?
— Лиоте? Почему ты вдруг вспомнила?
— Так, из любопытства. Она единственная в нашей семье, кто еще остался в живых из старшего поколения, а я вообще ничего о ней не знаю.
Некоторое время отец молчал, а когда заговорил, Энни почувствовала, что он стал взвешивать каждое свое слово.
— Она, должно быть, разменяла девятый десяток, — начал он. — Я встречался с ней всего несколько раз.
— Какая она?
— О, не знаю. Обыкновенная, полагаю. Мне она нравилась.
— А поконкретнее, пап?
Он сухо рассмеялся:
— Я вовсе не пытаюсь сказать, что любил ее только потому, что твоя мать держит на нее обиду. Я имею в виду, что любил именно ее. Те несколько раз, что мы приезжали к ней, она оказывала мне радушный прием. В последний наш визит она хотела угостить нас шоколадным тортом, испеченным по немецкому рецепту, и мясными колбасками домашнего приготовления с картофелем и кислой капустой. Я уже предвкушал удовольствие от благословенной еды. Само собой разумеется, мы не задержались там настолько, чтобы попробовать хоть что-то из приготовленного к нашему приезду. Твоя мать пустилась в пространные обличительные рассуждения, связанные с ее прошлым.
О, папа, давай не будем снова вставать на этот путь.
— Бабушка рассказывала о чем-нибудь?
— Нет, лишь слушала. Насколько помню, она не произнесла ни слова, возможности вставить слово у нее, собственно говоря, не было, да и вряд ли это могло что-либо изменить. В тот день твоя мать была в ударе. Я же пришел в замешательство и чувствовал себя не в своей тарелке. Потом Нора забрала тебя и Майкла со двора и направилась к машине. Мне лишь оставалось извиниться перед Лиотой и ретироваться.
— А почему бабушка никогда не приезжала к нам в гости?
— Ее не приглашали. Рассылка приглашений всегда являлась прерогативой Норы. Нет, беру свои слова назад. Твоя мать приглашала бабушку на нашу свадьбу.
— Она приезжала?
— Да, она присутствовала на этом торжестве. И еще она приезжала на твои крестины.
— Значит, у бабушки была машина.
— Не думаю. Я не замечал машины, когда мы были у Лиоты в гостях. Да и сомнительно как-то. Она много лет проработала неподалеку от дома, по-моему, в каком-то офисе рядом с озером Мерритт. Не могу сказать, какого рода это была работа, но, по мнению Норы, твоя бабушка любила работу больше, чем свою семью.
