Книга Гонка за счастьем, страница 33. Автор книги Светлана Павлова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Гонка за счастьем»

Cтраница 33

— А, не скажи, всякое бывает, к тому же, я не о нем — о тебе пекусь… Кстати, вот тут, прямо передо мной, лежит предложение от Блавадского — надеюсь, сама понимаешь, что к чему… И в связи с этим вопрошаю: а не хочешь ли ты испробовать несколько новое для себя поприще, сценарное — представляешь, моя мечта сбудется и мы хотя бы на некоторое время побудем парой…

— Слушай, не закручивай так мудрено, выражайся ясней…

— Яснее некуда — только на минутку вообрази: премьера, вспышки, репортеры, интервью… Да, небесная моя, официально предлагаю тебе стать моим соавтором и абсолютно не шучу.

— Перестань травить баланду… Каким еще соавтором?

— Получил заказ на инсценировку по «Герою нашего времени» от самого Константина Раевского, Блавадский — его помреж и худрук, а у меня, как всегда, — загибушная пора, полный цейтнот. Зная твои способности и вкус, Лерочка, предлагаю добавить новый поворот в развитии творческой жилки. Разве не заманчиво?

— Ну, не так чтобы уж абсолютно новый. Был один такой грех: пару лет назад пришлось написать сценарий к документальному фильму о Диккенсе, это прямо по теме моей диссертации. Но театральный спектакль — действительно что-то новенькое и, честно говоря, невероятно заманчивое. Что ж, ловлю тебя на слове. А насчет молодого гения — не волнуйся, сделаю все, что смогу…

Она попросила главного дать эту повесть для редактирования именно ей, объяснив, что порядком устала от «деревенщиков» и не прочь заняться любовью. В тот же день рукопись была получена. Текст, по выражению цензорши, нужно было бы «причесать — во избежание двусмысленностей», которыми тот якобы изобиловал, «герой ведь — не кто-нибудь, а Пушкин, зачем же его так уж опускать»…

Она с удовольствием прочла эту написанную нежно и почтительно, свежо и страстно прелестную повесть о сложной, безрассудной и страдальческой любви Пушкина к Каролине Собаньской, скандальной красавице, авантюристке и платному агенту, не просто сознательно, а по плану тайной полиции игравшей чувствами поэта. Это была подлинная история из жизни Пушкина, основанная на его письмах и на обширном архивном материале, и Калерия подумала, что так теперь почти никто не пишет — передовой и настоящей считается скрытно-обличающая или лагерно-окопная тематика, да еще, может, деревенская, с тяжкой слезой. А иногда ведь хочется и чего-то щемяще-возвышенного, нежно-романтического, чего, похоже, уже и не бывает… Короче, она и без всякой просьбы постаралась бы сделать все, чтобы защитить и вытянуть мальчика, который умеет так тонко чувствовать и изящно писать.

Никаких двусмысленностей, которые нужно было непременно причесать, перечисленных девицей Колдобиной, пенсионного возраста журнальной цербершей, конечно же, и в помине не было. В тексте было разное — описание зарождающейся страсти, неприкрытая чувственность, даже вполне физическое желание, но никакой двусмысленностью здесь и не пахло…

Парню не повезло — сначала его редактировала Галкина, примитивно и поверхностно, занимаясь, в основном, опечатками и элементарной грамматикой, а потом он попал в лапы к Колдобиной, известной всем своими пуританскими заскоками… Прямо бы и сказала, завистливая старая дева, — убрать намеки на «это», так нет, надо было клевать парня, пришивая ему и псевдоромантическую литературщину, и безыдейщину, и эстетствующую безвкусицу, и смакование пошлости, и грубейший физиологический натурализм, и что-то там еще, в ее неизменном мерзопакостном новоязе…

Содействие молодому автору Калерии ничем не грозило — вся политика в повести сводилась к изображению интриг и заговора царской охранки против поэта. Негодование же героя по этому поводу было прописано слабо — шло почти между строк, а значит, стоило усилить эту тему, дописав — впрямую — несколько соответствующих эпизодов. Автору это зачтется — воспримется как показ не только свободомыслия поэта, но и его протеста против самодержавия… Заодно под этим прогрессивным соусом легче проглотятся и пикантные детали — прикрытые шелками ложбинки и выпуклости, а также не слишком прикрытое умение поэта с ходу заводиться и воображением проникать в оные прямо на месте…

Но с Колдобиной отношений портить не стоило, хоть ее безусловная глупость всем давно известна, связываться с ней было небезопасно — прошла войну в СМЕРШе, чуть что — выпячивает плоскую грудь дугой и качает права по инстанциям. Калерия и не собиралась нарываться — перехитрить цензоршу ничего не стоило. Она отметила, что приняла к сведению указанные страницы и проделала изменения.

Она действительно проделала кое-что, но совсем другое, помогая парню полнее раскрыть образы… Ей-то как раз и понравилась пылкая лиричность его письма — так пишут только в молодости, когда все выплеснутое — свобода, свежесть, от всего захватывает дыхание, и собственный внутренний цензор еще не ограничивает в восприятии и выражениях, не обрекает на излишнюю назидательность и философическую отстраненность, неизбежно приходящие с возрастом.

Придраться ведь можно к чему угодно, а улучшать и изменять, кромсая или добавляя, можно до бесконечности. Текст и не был идеален — в нем сразу бросались в глаза неоправданные длинноты, так что, помимо сущностной правки, пришлось слегка уплотнить его, поработать над логическим выстраиванием и улучшением ритмической структуры отдельных эпизодов и фраз, внести необходимые уточнения, заняться шлифовкой стиля…

Именно после выхода этой повести в «Факеле» о нем заговорили, как о подающем надежды молодом авторе, — и он пошел… Да, тогда она славно поработала, и Карамышев-младший, увидев изменившийся текст, зашелся от восторга и в полном экстазе битый час изливался в благодарности.

— Знаешь, я сражен, — с жаром говорил он позже брату, — мало того, что она моментально видит все недочеты, она еще и генерирует кучу идей, которые работают на перспективу…

— Не задыхайся, а четко проговори, чем она тебя так потрясла.

— Она умеет абсолютно все — оживить повествовательную ткань, вдохнуть в нее изящество, какую-то прозрачную легкость. У нее абсолютный вкус и поразительное умение домысливать… она с ходу вносит яркие, точные и очень сочные детали и дополнения в повествовательную ткань, о речевых же характеристиках я и говорить не хочу — это нужно видеть… Она поднимает материал и делает из него произведение литературы, ни больше и ни меньше.


Карамышев-старший сдержал слово, и новая работа — совместная только на начальном этапе — целиком захватила ее. Он же через неделю выпал из проекта, укатив на очередной симпозиум и оставив ей право довести инсценировку до конца.

Взяв отпуск за собственный счет, месяц не выходя из дома, она вчерне все закончила и потом еще недели три отделывала детали — дата сдачи была определена и из графика выходить не полагалось. Карамышев подсуетился вовремя — окончательный вариант они обсудили вдвоем.

Раевский, прочитав, одобрил работу. Калерия же была счастлива, что случайно удалось оказаться в такой компании. Он был профессиональным оперным режиссером, но, когда случались простои или падения с очередной высоты, не отказывался ни от чего — легко переключался на режиссуру драматических спектаклей, опереточных постановок, телеспектаклей, не гнушался даже ездить в глубинку, где не боялись экспериментировать. Везде, на любой, в том числе провинциальной, сцене происходило магическое преображение — все, за что он брался, становилось событием… Режиссеру от Бога повиновались любые жанры.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация