Рут поднялась из подвала с большой коричневой бутылкой в руке. Она поставила ее на стол перед папой, и он пододвинул ее к моей тарелке. Тут наши взгляды пересеклись, и я заметила, как в ее черных глазах промелькнула тень сочувствия, которая практически сразу исчезла. Рут поспешила обратно в подвал.
— Ну ладно. — Папа отодвинул стул. — Ари, я вернусь в следующую пятницу и рассчитываю, что к тому времени ты будешь готова обсудить квантовую теорию и теорию относительности.
Он постоял с минуту — мой красавец отец в безупречном костюме, свет от висящей над столом люстры играл в его темных волосах. На мгновение мы встретились взглядом, но в следующую секунду я уставилась на скатерть. «Ты меня не хотел», — подумала я, и, надеюсь, он услышал.
Новый тоник на вкус оказался гораздо крепче, и после первой же ложки я ощутила прилив незнакомой энергии. Но спустя час снова стала равнодушной и вялой.
Наверху у нас весов не было. В подвале наверняка имелись одни, но мне не хотелось вторгаться во владения Рут. Я знала, что худею хотя бы по тому, как сидела на мне одежда. Джинсы сделались мешковатыми, а футболки казались на размер больше. Примерно в это время у меня прекратились месячные. Спустя несколько месяцев я поняла, что это была анорексия.
Мы с Деннисом продирались сквозь квантовую теорию. Я слушала его, не задавая вопросов. В какой-то момент он прекратил лекцию.
— Что стряслось, Ари?
Я заметила, что в его рыжих волосах уже появилось несколько нитей серебра.
— Ты когда-нибудь думал о смерти?
— Каждый день.
— Ты папин лучший друг. — Я прислушивалась к своим словам, гадая, куда они заведут. — Но ты не…
— …не такой, как он, — закончил он за меня. — Знаю. Жалко, да?
— Ты хочешь сказать, что хотел бы стать таким?
Он откинулся на спинку стула.
— Да, разумеется, хотел бы. Кто бы отказался от возможности жить вечно? Но я не уверен, что он одобрил бы то, что я говорю это тебе. Ты еще как бы…
Он замялся. Я закончила его фразу:
— …не там.
— Что бы это ни означало, — ухмыльнулся он.
— Это значит, что мне предстоит выбирать. Вот что он мне сказал. Но я еще не знаю как.
— Я тоже не знаю, — вздохнул Деннис. — Прости. Уверен, ты разберешься.
— Он тоже так говорит.
Была бы у меня мама, чтобы дать мне совет. Я скрестила руки на груди.
— Кстати, где он? На какой-нибудь важной конференции по крови? Тогда почему ты тоже не поехал?
— Он в Балтиморе. Ездит туда каждый год. Но кровь тут ни при чем. Это имеет какое-то отношение к клубу или обществу, или как там они себя называют, поклонников Эдгара Аллана По, — Деннис покачал головой и снова открыл учебник по физике.
Мы закончили уроки, и я в одиночку занималась йогой (Деннис рассмеялся, когда я предложила ему присоединиться), когда услышала стук дверного молотка. Это был старинный бронзовый молоток в виде головы Нептуна, но прежде я редко слышала, чтобы им пользовались, — в основном это делали ряженые на Хеллоуин, чьи ожидания быстро таяли.
Открыв дверь, я обнаружила на крыльце агента Бартона.
— Доброе утро, мисс Монтеро.
— На самом деле уже за полдень.
— И впрямь. Как вы себя чувствуете нынче?
— Нормально.
Будь рядом отец, я бы ответила «спасибо, хорошо».
— Прекрасно, прекрасно. — На нем было пальто из верблюжьей шерсти поверх темного костюма, глаза красные, однако взгляд бодрый. — Ваш отец дома?
— Нет.
— К которому часу вы его ждете? — Он улыбался, как будто был другом семьи.
— К пятнице. Он на конференции.
— На конференции. — Бартон покивал. — Передайте ему, что я заходил, если вам не трудно. Попросите его перезвонить мне, когда он вернется. Пожалуйста.
Я пообещала и уже собиралась захлопнуть дверь, когда он спросил:
— Скажите, вы, случайно, ничего не знаете о киригами?
— Киригами? Вы имеете в виду вырезание из бумаги?
Отец научил меня киригами сто лет назад. Сложив бумагу, делаешь несколько крохотных надрезов, затем разворачиваешь — и получается картинка. Это единственная форма художественного творчества, которую он, по его словам, выносил, потому что оно было симметрично, да и пользу могло приносить.
— Очень искусное вырезание. — Агент Бартон продолжал кивать. — Кто научил вас ему?
— Прочла. В книжке.
Он улыбнулся и распрощался. Думал он при этом следующее: «Спорим, ее старикан кое-что смыслит в вырезании».
В тот вечер ужин готовил Деннис: вегетарианские такос
[19]
с начинкой из соевого мяса, и хотя мне очень хотелось, чтоб они мне понравились, этого не произошло. Я попыталась улыбнуться и сказать, что не голодна. Он заставил меня принять две чайные ложки тоника и всучил мне несколько завернутых в полиэтиленовую пленку «протеиновых батончиков» домашнего изготовления.
Когда он волновался, его лицо темнело и краснело.
— Ты подавлена, — сказал он, — и это неудивительно. Но это пройдет, Ари. Ты меня слышишь?
— Слышу. — От вида сыра, тающего на горячем вязком соевом фарше у меня в тарелке, меня мутило. — Я скучаю по маме.
Очередное незапланированное высказывание. Да, можно скучать по тому, кого никогда в жизни не видел. Интересно, у меня был очень виноватый вид?
— А что случилось с мальчиком, с которым ты встречалась? Майкл, кажется?
— Майкл. Он брат Кэтлин.
А вот этого он явно не знал. Уверена, я никогда о нем не упоминала.
— Сурово.
Он откусил большой кусок лепешки, капнув себе на рубашку томатным соусом. Раньше это могло показаться мне смешным.
— Почему бы тебе не пригласить его как-нибудь в гости? — предложил Деннис, не переставая жевать.
Я сказала, что, может, так и сделаю.
Когда я в тот вечер позвонила Макгарритам, никто не снял трубку. На следующее утро я повторила попытку, к телефону подошел Майкл.
Нельзя было сказать, огорчен он или обрадован моим звонком.
— Все более-менее, — сказал он. — Репортеры по большей части от нас уже отстали. Маме по-прежнему худо.
— Хочешь ко мне в гости?
Я слышала, как он дышит. Наконец он сказал:
— Лучше не надо, — снова пауза. — Но я бы хотел увидеться с тобой. Ты можешь приехать сюда?
