Георг снял обёртку и показал сначала оборотную сторону портрета. Там стоял штемпель с текстом «Собственность Госдепартамента США», а рядом — наклейка с входящим номером и надписью: «Дар доктора Эйнштейна, март 1928 года».
Он перевернул портрет. Это была цветная фотография. Знаменитый физик проказливо улыбался в камеру. В верхнем углу было написано тушью: «Послу Шерману с лучшими пожеланиями». А чуть пониже стояла подпись — Альберт Эйнштейн.
— Не может быть! — воскликнул констебль. — Как вам это удалось?
— Мы предпочитаем не называть никаких имён, — твёрдо сказал Георг. — Так будет лучше для всех. Могу только сказать, что мы приобрели этот портрет у человека, близкого к посольским кругам, и стоило это нам около ста марок. Вам мы дадим двадцать процентов скидки, констебль. К сожалению, это крайняя цена. Учтите наши собственные затраты.
— Замечательно! Просто замечательно! А братья Манн? Они тоже здесь? Мои высокопоставленный друг будет в восторге.
Теперь настал черёд Виктора подливать бензин в коллекционерский костёр в душе констебля. Он нашёл в картотеке букву «М», где, как фантазировал Георг, скоро будут лежать автографы Мольера, Марата и Моцарта, открыл папку и нашёл между Меттернихом и Мольтке конверт с двумя подписанными портретами знаменитых во всём мире писателей. Томас и Генрих Манн. Фотографии были подлинными — снимок Томаса был выпущен респектабельным издательством «Фишерс», а Генрих приобретён в именитом магазине во Франкфурте.
— Мы не успели их обрамить… но, если констебль подождёт, через пять минут всё будет готово.
— Нет никакой надобности. Мой друг вряд ли собирается повесить их на стенку дома или в конторе. Что скажут гости? Ведь далеко не всё так, как мы с вами, разделяют и понимают страсть коллекционера…
Констебль вдруг замолчал. Его взгляд остановился на графическом портрете Гитлера, который Виктор только что повесил на стену. Портрет был подписан новым придворным художником Конрадом Хоммелем.
— Это что — подлинник? — севшим голосом спросил он. — Меня прямо в дрожь бросает от одной мысли, что сам фюрер позировал для этого портрета…
И не успел Виктор возразить (чисто рефлекторно, поскольку он, как ни странно, никогда раньше не пытался представить себя в роли фальсификатора искусства — подделка документов, марок, автографов, справок и прочего ещё куда ни шло, но он вовсе не собирался подделывать картины!) — не успел он рта открыть, как услышал ответ Георга:
— Естественно! Порядочность и высокое качество товара уже принесли и продолжают приносить нам дивиденды. Речь идёт о доверии клиентов. Нам повезло — ещё до того, как господин Хоммель снискал себе славу Герострата, мы раздобыли несколько его рисунков, и считаем, как и наш вождь, что это настоящие произведения искусства. Фантастическое искусство! Это вам не вырожденческая мазня французских педерастов! Собственно говоря, мы бы с удовольствием расширили нашу деятельность и занялись современным искусством, но не хватает времени…
— Это тоже продаётся? — робко спросил констебль.
— К сожалению, на этот рисунок уже есть заказ, — неожиданно для самого себя соврал Виктор. — Но если господин Янсен или его знакомый интересуются такими вещами, мы можем предложить кое-что ещё.
И всё ещё не совсем соображая, что делает, Виктор достал из портфеля копии рисунков Гайсслера, сделанные им во время посещения выставки «Портреты нашего Великого Вождя», — дом, где родился Гитлер, и его начальная школа. Мало этого, он извлёк на свет божий и изображения триумфальной арки в Мюнхене и города Линца. На обоих рисунках стояла подпись Гитлера.
— Не может быть! — ахнул констебль. Лоб его покрылся крупными каплями пота. — Это же рисунки самого фюрера! Где вы их взяли?
Наступило молчание. Виктор напрягся, стараясь не обращать внимания, что Георг отчаянно подаёт ему знаки — ты что, рехнулся?! Останавливаться было уже поздно.
— Я, конечно, понимаю, что эти гениальные рисунки нашего Великого Вождя стоят уйму денег, — сказал фанатичный коллекционер-полицейский, — но я умоляю, отложите их на пару дней. Мне нужно немного времени, чтобы раздобыть деньги. И рисунки Гайсслера тоже отложите — мой высокопоставленный друг ко всему прочему собирает ещё и оригиналы гитлерианы. А рисунки Великого Вождя я хотел бы взять для себя. Могу я надеяться на ваше молчание?
— Два дня, не больше, — наглея с перепугу, брякнул Виктор. — Мы только что получили эти экспонаты. И констебль, я уверен, понимает, что продать их не составит труда… мы даже выставлять их не будем, просто позвоним кое-кому…
Лавка филателии и автографов братьев Броннен очень быстро стала знаменитой. Они играли крупно, и, как ни парадоксально, именно высокие ставки обеспечивали им самое надёжное прикрытие. Редкая марка казалась подлинной именно потому, что она была столь редкой. И чем страннее был автограф, тем меньше было сомнений в его аутентичности. К тому же сбылось предсказание Георга, сказавшего, что зарабатывать деньги они будут не на марках, а на чём-то столь эфирном и неощутимом, как человеческие подписи.
Не менее странным было и то, что их успеху немало способствовал фанатичный констебль. Он был важным узелком в контактной сети, и с его помощью их слава распространилась по городу очень быстро. Именно знакомым Янсена им удалось продать автографы эмигрировавших знаменитостей вроде Билли Уайльдера или Зигмунда Фрейда, а также зарубежных звёзд Чарли Чаплина, Жозефин Бейкер и Греты Гарбо — все на глянцевых фотографиях двадцатых годов. И осчастливленные клиенты распространяли слухи всё более широко, всё больше коллекционеров становилось их постоянными заказчиками. «Они любят рисковать не меньше, чем собирать свои коллекции», — философски заметил Георг, когда очень крупный чиновник из Министерства финансов спросил, нет ли у них на складе автографа Черчилля. Страна воевала, а Черчилль был главной фигурой в лагере противника. После сложных комбинаций им удалось раздобыть подлинный снимок, сделанный пятнадцать лет назад во время поездки Черчилля в Индию, и, если верить надписи, сделанной Виктором на самом лучшем школьном английском, который он мог из себя выдавить, снимок был подарен некоему махарадже Удайпура. Доверчивый покупатель не моргнув глазом выложил за этот шедевр триста марок.
Прошёл год, как они открыли своё дело, и всё чаще задумывались, не ограничиться ли им автографами. Для изготовления марок требовалось слишком много времени. К тому же они постепенно нашли несколько лавок, где портреты известных эмигрантов пылились на тайных полках и владельцы отдавали их за бесценок. Подделать подпись — несколько минут работы. Самым трудным было создать внушающую доверие легенду, подтверждающую подлинность автографа. Но даже при этом у них оставались океаны времени и возможности заработать ещё больше. Они понимали, что во всём этом карикатурно отражается дух времени; потребность оторваться от действительности у людей была больше, чем когда-либо…
В Европе шла война, но в мире Виктора и Георга она была не особенно заметна. О событиях на фронте они читали в газетах или смотрели тщательно отцензурированную и смонтированную хронику в кинотеатрах, которую показывали перед каждым сеансом. Польшу Германия проглотила, как изголодавшийся волк глотает мышь; на очереди были северные и западные соседи. С точки зрения генштаба, кампания шла как по маслу: Дания, Норвегия, Нидерланды, Франция были уже оккупированы. Англичане затаились на своём острове. На востоке оставалась Россия.
