женщина
наполовину японка
среднего роста
изящного телосложения
каштановые волосы
карие глаза
украшение в носу — бриллиант
странный акцент
подозрительный вид
ЕСЛИ ДА, ТО БЕЗ ПАНИКИ. ОНА НЕ НАСТОЛЬКО ОПАСНА. ПРОСТО ВЫДАЙТЕ ЕЕ МНЕ! Я ПОСТАВЛЮ В ИЗВЕСТНОСТЬ ВЛАСТИ.
СПАСИБО.
УДАЧНОГО ВРЕМЕНИ ГОДА!
Глава 64
как это обычно бывает, поиски поначалу не дали никаких результатов, по прошествии времени, ХИЁКО с прискорбием констатировала, что все эти покосившиеся деревянные ворота и вечнозеленые сады не оправдали ее надежд — равно как и бессчетные торговые центры вдоль лесистой дороги.
в какой-то момент (который теперь мы расцениваем как кардинальный) она явилась к дверям очередного храма, пока она рылась в своей дырчатой кожаной сумочке в поисках карточки, к ней обратился весьма приятный мужской голос — молодой и одухотворенный.
не беспокойтесь, пожалуйста.
голос был чистым и звонким, как звон бронзового колокольчика, но, в общем и целом, заключал в себе свойства молчания, голос, отделенный от тела, потому что его обладатель пока оставался невидимым.
ХИЁКО ответила в пустоту перед ней: ‹прошу прощения? пожалуйста, поясните.›
дверь открылась, и на пороге возникло создание, исполненное такого спокойствия и такой безупречной симметрии, какой ХИЁКО еще не доводилось встречать в живых людях.
то, что вы ищите — его определенно здесь нет.
‹откуда вы знаете?› его сияющие, словно подсвеченные глаза!
мне и не надо знать.
‹а мне кажется, что оно может быть здесь.› его высокие скулы! позвольте с вами не согласиться.
‹в таком случае, вы, наверное, не будете возражать, если я пройду внутрь и посмотрю?› его неописуемая элегантность! нет, вы не пройдете.
‹где вы так хорошо выучили английский?› его бесшумное дыхание!
в штате нью-йорк.
‹правда? я сама из нью-йорка› его гладкая кожа!
поверьте мне, совпадения ничего не значат.
‹может быть, я ХИЁКО› сочные мочки его ушей!
что это? зачем такое жеманное прозвище? вы больше похожи на… я не знаю… может, на “вереск”.
‹поразительно! хитер, вереск — это и есть мое имя. как меня назвали родители› его пряный запах!
еще одно ничего не значащее совпадение.
реальность сместилась, и ХИЁКО как будто швырнуло в глубокий колодец, но не тесный — просторный, холодный и неестественно чистый, как ненагретый бассейн с хлорированной водой, этот мужчина, которому было чуть-чуть за тридцать, возбудил в ней любопытство; желание узнать его ближе встало комом в горле и едва не задушило ее.
‹а как зовут вас?› бесконечность, безмерность.
ХИКАРИ. как поезд-пуля, на котором вы, вероятно, приехали.
‹да, все правильно, что означает "свет"› столько знаний. я знаю, когда я был маленьким, родители мне постоянно твердили об этом.
смех ХИКАРИ и сам был как луч света: прозрачный, теплый и золотистый, улыбка полностью преобразила его лицо, его губы, похожие на окаменевшие розовые лепестки, вдруг словно ожили и расцвели, когда он рассмеялся. ХИЁКО это напомнило китайский театр масок, когда актер быстро меняет маску, так что зрители даже не успевают заметить момент замены, предводительница, привыкшая быть в центре внимания, теперь сама превратилась в зрителя, ее взгляд был жадным, как сама жадность, не знающая границ.
‹ХИКАРИ-сан, я действительно в поисках› аура.
все что-то ищут в наш век всеобщего упадка. он приподнял тонкую бровь.,
она в жизни не видела, чтобы у человека был такой ясный взгляд, в его глазах, словно горящих чистейшим огнем, не было той темной мути, которую ХИЁКО ассоциировала со всеми, кроме себя самой, глаза большинства людей затуманены желанием (и особенно это заметно в присутствии гуру); люди давно разучились смотреть на других людей прямо — они смотрят сквозь плотную сетку своей неуемной жадности, мелочных повседневных забот, страха смерти и неизвестности, эту серую муть ХИЁКО и называла “человеческий взгляд”, она даже сумела выработать в себе покровительственно-снисходительное отношение к этой дремучей мерзости, а потом ей встречается этот монах (безволосый, идеологически чистый, не владеющий никакими земными благами), и его испытующий взгляд пробуждает в ней благоговейный восторг, что-то подобное она испытала, когда в первый раз видела человеческую кремацию, она и раньше встречала монахов — всех школ и сект — но, если честно, все они производили впечатление законченных неудачников.
но даже этот эмоциональный переворот не смог отвлечь ее от выполнения главной задачи, решимость Предводительницы была закована в сталь, покрыта майларовой пленкой и привинчена к полу. ‹на самом деле, я ищу одного человека› людей этого типа здесь нет. ‹я же еще не сказала, что это за человек› вам и не нужно ничего говорить.
‹хорошо. ладно, я, пожалуй, пойду, спасибо за… помощь, или
это была не-помощь?›
ничто не могло задеть этого человека, даже саркастические дзенские насмешки ХИЁКО. он одарил ее очередной фирменной лучезарной улыбкой — той самой, что займет лидирующее положение в ее фантазиях при мастурбации.
ого. я вижу, вы кое-что даже читали, надеюсь, на этом вы не остановитесь.
‹мой этап чтения почти завершен, в последнее время я больше пишу сама, ладно, увидимся.› неосуществимость.
она отвернулась и быстро пошла прочь, опасаясь, что его аура, от которой, казалось, дрожал самый воздух, обездвижит ее и не даст ей уйти, никогда в жизни она не испытывала такого влечения к человеческому существу, он и вправду мог бы парализовать ее только взглядом: он был живым воплощением идеи, стоящей за всеми садомазохистскими играми со связыванием и т. д. острые каблучки ее сапог глухо стучали по выложенной камнем тропинке,
ведущей к дороге.
эй, ХИЁКО, когда закончите со своим поиском, приходите как-нибудь вечерком: выпьем сакэ. если ворота будут закрыты, позвоните в этот большой колокольчик, ладно?
она не ответила, в первый раз в жизни, Предводительница не нашлась, что сказать, не нашла нужных слов, по ощущениям это было похоже на оргазм.
она вышла из тени, на яркое солнце, и каждая частичка этого
света напоминала ей о ХИКАРИ.
Глава 65
хотя в тот день поски так же не дали никаких результатов, ночью ХЕЙКО спала на удивление хорошо, и ей снился роскошный сон. там, в этом сне, она лежала обнаженная на каменных плитах в каком-то дворике, лежать было мягко: камень зарос мхом, тысячи бабочек облепили ее тело и пожирали ее с беззвучной и нежной, но восхитительно мучительной болью. в далеке слышался звон колокольчиков, и повсюду вокруг был свет, даже между бабочками, что сидели вплотную друг к другу,
