Сэм послушал.
— Ради Бога, это из-за тебя…
Феликс перебил его, он кричал так громко, что Мэгги тоже его слышала.
— Тот мальчик, которого я клонировал, мертв. Это возмутительно. Просто возмутительно, что вы двое снова все это затеяли. Если ты думаешь, что я заплачу вам, чтобы вы исчезли и оставили здесь меня и мою семью на растерзание прессы, ты ошибаешься. Вы двое это сделали, вы это и уладите. Собственно говоря, иди ты к черту, Сэм.
— Сам иди к черту!
— Сэм, у меня есть деньги, — сказала Мэгги.
Он дал отбой.
— Не волнуйся. Как-нибудь я…
Мэгги почувствовала, как волна боли прошла от спины к животу.
— У меня они есть, Сэм. Я откладывала все деньги, которые мне в эти годы платил Феликс.
— Правда? Ну, это должно немного помочь.
Он замахал руками, потому что вертолет пошел на снижение.
Она нагнулась, держась за бок, чтобы уменьшить боль.
— Сэм, я положила деньги в банк, чтобы он их вложил куда-нибудь. Мои сбережения выросли. Думаю, теперь там около двух миллионов долларов.
Должно быть, люди на улице тоже увидели вертолет. Сэм перестал махать руками и повернулся к ней.
— У тебя два миллиона долларов?
— Так мне кажется. — Мэгги поморщилась. — Сэм, я…
Он злобно смотрел на нее.
— Наверное, ты очень смеялась над агентством «Детективы Даффи».
— Я не думала о деньгах. Я привыкла жить скромно и вести обычное хозяйство. Они копились годами, и я просто о них не думала.
— Ты должна была думать о деньгах, когда покупала одежду в Милане. Я считал, что ты тратишь свои последние копейки. Ты должна была думать о них, когда я покупал тебе уцененное подвенечное платье.
Мэгги повесила голову, пристыженная. Он прав.
— Пресвятая Матерь! Благослови нас, Матерь! — кричали люди на улице.
— Я дам тебе развод, как только мы отсюда выберемся, Пресвятая Матерь, — заявил Сэм.
Вертолет пошел на посадку. Сэм отвернулся и замахал рукой.
Мэгги застонала.
— Сэм, наверное, у меня схватки.
Сэм с отвращением фыркнул.
— Конечно, правильно, — крикнул он. — Что это? Четвертый акт драмы «Мэгги ненавидит Сэма»? «Сэм, я так рада родить тебе ребенка», но дай мне выпить этот чай, чтобы убить его. «Сэм, я люблю тебя», но я убью тебя в нашу брачную ночь. «Сэм, надрывай пупок, заботясь обо мне», чтобы мне не пришлось тратить мои два миллиона долларов? «Сэм, я рожу твоего ребенка», но ты можешь оставить его себе, а я хочу получить развод? Еще одна ложь, чтобы подергать глупого Даффи за ниточки?
Мэгги с сожалением покачала головой, а ветер, поднятый вертолетом, трепал ее волосы и одежду.
Сэм повернулся, чтобы помочь пилоту провести хвостовой винт между воздушным кондиционером и дымоходом. Когда он снова повернулся, Мэгги хватала ртом воздух.
Он выругался, помог ей забраться в вертолет, потом спросил у пилота:
— Можете высадить нас поближе к лавке «Йербериа Гваделупе» на приморском бульваре Луиса Муньоса, возле Третьей авеню?
— Не очень близко, — ответил он.
— Как насчет угла 127-й и Мэдисон? Там стоит моя машина.
Пилот поднял большие пальцы вверх.
— Конечно.
Сэм пристегнул Мэгги.
— Или уже весь Гарлем знает, что ты будешь рожать там?
— Нет, Сэм. Только Шармина.
Он застонал.
Мэгги быстро забыла о боли в спине и о ссоре с Сэмом во время подъема. Полет начался достаточно хорошо, вертолет поднялся и завис, опираясь на воздушную подушку. Винты вращались все быстрее, он развернулся по ветру, и она почувствовала мощный толчок вверх, словно гигантская птица пустилась в полет. Внезапно сила тяжести исчезла. Вертолет подбрасывало, качало из стороны в сторону и сверху вниз — «вертушка» старалась удержаться в воздухе. Это очень напоминает ее жизнь, подумала Мэгги, вырвавшуюся из-под контроля и несущуюся в неизвестном направлении. Пока она боролась с тошнотой, один из приборов привлек ее внимание. На нем была табличка «Альтиметр», и он плавал по всей кабине. Видит ли это пилот? Его руки лениво скользили по рычагам управления.
Испытав шок, она осознала, что они действительно повернули на юг и теперь, слава Богу, приближаются к месту назначения. Если Мэгги удастся сдержать тошноту и ступить ногами на твердую землю, она знала, что сделает.
Когда вертолет приземлился, они выбрались на крышу вестибюля здания. Сэм нашел дамскую комнату и отвел Мэгги туда. У двери он сказал:
— Ты сможешь ни с кем не разговаривать несколько секунд и не объявлять себя Девой Марией?
Она опустила голову.
— Сэм…
— Сиди в кабинке, пока я заберу машину, хорошо? Я вернусь и постучу. Тогда можешь выйти.
Сэм помчался за угол к машине. Нажимая на клаксон, он прорывался сквозь поток машин, действуя агрессивно, толкая их бампером. «Я займу место, которого не существует, впереди тебя», — такой способ передвижения был популярен среди водителей Нью-Йорка.
Сэм дал изумленному владельцу газетного киоска сто долларов, чтобы тот пять минут посидел за рулем «ровера», пока он сходит за Мэгги. Иначе Сэм мог стать жертвой жадных эвакуаторов, бороздящих улицы в поисках припаркованных во втором ряду автомобилей.
Вернувшись в здание, он постучал в дверь дамской комнаты и подождал. Никакого ответа. Мэгги там не было. Сэм в панике выбежал в вестибюль и стал искать ее. Он вышел на улицу, бегал взад и вперед, звал ее по имени, но так и не получил ответа.
Мэгги покинула дамскую комнату, как только Сэм ушел. На улице, держась за живот, она остановила проносящийся мимо кэб. Водитель ударил по тормозам и дал задний ход. Потом выскочил, открыл дверцу, подал ей руку и помог сесть.
— В какой госпиталь, леди? — спросил он.
— Не в госпиталь, — ответила она, устраиваясь на сиденье. Боль в спине не становилась сильнее, поэтому она считала, что у нее есть время. Она спросила, не знает ли он телестудию, которая ведет репортаж о гарлемской Черной Мадонне.
— Я как раз его слушал, — ответил он.
— Можете отвезти меня туда?
Она увидела, как он посмотрел в зеркало заднего обзора, и, вероятно, понял, кто она такая, но нью-йоркские таксисы — это особая порода людей: ругающиеся стоики, готовые везти кого угодно, куда угодно и ради чего угодно.
— Будет сделано, леди, — сказал он и влился в поток машин.
Мэгги представила себе, как Сэм обнаружит, что она исчезла, и молила Бога, чтобы тот удержал его и не дал кого-нибудь застрелить. Она жалела, что не рассказала ему о своем плане, но ничего уже не поделать. Он бы ее не пустил.