Он присел на низкую скамейку из красиво отполированного кипариса, чтобы снять ботинки, и ему стало стыдно, что их подошвы были покрыты трещинами.
— Сегодня холодная ночь.
— Да, это верно, — ответила служанка.
Неожиданно стало вдруг прохладно. Слегка нагнувшись, служанка провела его по коридору и вверх по лестнице. Здание было великолепно построено из ценных пород старого дерева и удивительно избежало бомбёжек и пожаров военного времени.
— Пожалуйста, сюда, — сказала служанка, открыв раздвижную перегородку, и показала внутрь.
— О, он появился, — раздался голос Саэко из следующей комнаты. Художник снял пальто, и ему навстречу вышла молоденькая гейша, волосы которой были уложены в традиционном стиле. Саэко ожидала его в соседней ярко освещённой комнате с ещё четырьмя гейшами, молодыми и старыми, которые все сидели в церемониальных позах, когда он вошёл.
— Как красиво! — воскликнул Онодзаки.
— Я собрала их вместе специально для вас.
Самая старшая гейша поклонилась ему, положив руки на пол, и сказала с деланным удивлением:
— Но ведь господин вошёл через задний вход!
— Как будто он пришёл к своей любовнице. Как мило! — ответила Саэко, пригласив Онодзаки занять почётное место во главе стола. — Но говорите, по крайней мере, «задняя калитка», «задний вход» звучит немного…
— Очень современно. В наши дни, как для любовников, так и для патронов всегда задний вход.
Художник сел на почётное место в небольшой нише, перед ним горела своего рода жаровня, которая излучала тепло. Он всё ещё продолжал мигать от яркого света, рассматривая сидящих вокруг женщин.
— Это всё неправда! — его слова прозвучали преувеличено громко. — Япония остаётся Японией!
— А я думала, что вам нравится больше Индия, — шутливо сказала Саэко, поправив накинутое на её плечи пальто. — После возвращения в Японию я стала носить западную одежду. Именно поэтому я устроила так, чтобы эти женщины пришли с традиционной японской причёской и в кимоно. Я подумала, что вам это понравится.
— Я не представлял себе, что гейши ещё остались в развалинах Токио.
— Немногие, совсем немногие выжили, — сказала с улыбкой старая гейша. И продолжала: — Но это конец. Мы вымираем, и ничего нельзя сделать. Направление ветра переменилось, и нас благосклонно сохраняют для развлечения иностранных гостей, подобно традиционному театру кукол и императору. Затем, я полагаю, нас отправят в музей. По крайней мере, мы ещё здесь, но кто же будет продолжать нашу профессию, когда нас не будет? Молодые девушки предпочитают кабаре и танцевальные залы. Это намного легче для них.
— И они живут также в совершенно другом мире.
— Мир перевернулся вверх тормашками, госпожа Такано.
— Тем не менее, я уверена, что гейши будут всегда.
— А как обстоит дело с новыми недавно принятыми правилами. Они, кажется, называются «Закон о труде».
— Ах, вы учёный!
Старая гейша постучала себя по груди и отвернулась.
— Нам было легче дышать в тени солнца. Мы получили другое образование, и всё было тогда по-другому. Сейчас нас вытащили на яркий свет совершенно неожиданно, и всё стало ужасно плохо. Но это время, в которое мы живём. Люди осмелели, употребляют иностранные слова: абэкку, кисс, эротика. Они, конечно, понимают, о чём говорят, а у меня голова болит, каждый раз, когда это слышу. Скоро по Японии нельзя будет ездить, если знаешь только японский язык.
— О, я так не думаю, — сказала Саэко. — Но, пожалуйста, выпейте что-нибудь. Господин Онодзаки, вы пришли поздно, так что вам надо выпить. Молодые леди, сидящие там, обслужите его.
— Какие у вас красивые белые волосы, — одна из гейш сказала Онодзаки.
— Это всё война. В действительности, я ещё молодой человек.
— Вся ваша жизнь ещё впереди. Вы можете осуществить всё, что пожелаете.
— Я намерен это сделать! Мне пришлось преодолеть много трудностей, чтобы выжить.
— Господин Онодзаки, — прервала их Саэко, — я как раз сейчас вспомнила, что хотела вас кое-что спросить.
— О чём же?
— На корабле, на котором вы возвращались в Японию, не было ли случайно человека по имени Кёго Мория, который очень давно служил в военно-морских силах?
— Мория?..
— На вашем корабле, кажется, возвращались только те, кто не принадлежал к регулярной армии. Возможно, что он задержался там. Дело в том, что этот человек жил в доме китайца и был арестован жандармерией по подозрению в шпионаже. Если он был освобождён после окончания войны, то, я думаю, как японец должен был быть репатриирован, как и вы, на первом корабле.
Глубоко вздохнув, Саэко продолжала:
— Не мог ли кто-нибудь это для меня выяснить?
В этот момент открылась скользящая дверь, и на коленях вползла служанка, которая с поклоном объявила о прибытии нового гостя:
— Только что пришёл племянник мадам, и он хочет её видеть. Мне его провести?
— Что за человек? Он назвал своё имя? — переспросила она служанку.
— Тосики, сказал он.
Саэко сделала недовольную гримасу.
— Неприятный человек. Он, должно быть, назвал меня «тётей». Вы сказали, что я здесь?
— Может его отправить?
— Мне всё равно. Проводите его сюда.
Саэко обернулась к Онодзаки и объяснила:
— Это молодой человек, которого вы видели сегодня вечером. Он из хорошей семьи и является студентом университета, но своими мягкими манерами он похож на женщину. У молодёжи сейчас много странностей. Он по-своему умный, но не как студент. Он больше похож, я бы сказала, на бизнесмена. Но настоящий бизнесмен проиграет ему. Если нужно, то он может достать любую вещь. Что касается удобства, то он удобен, однако…
Но в этот момент сам Тосики входил в комнату через раздвижную дверь.
— Тётя, я надеюсь, что не буду здесь помехой.
— Нет будешь. Это не место для студентов.
Улыбка на лице Саэко была несколько прохладной, но Тосики оставался невозмутимым, и его лицо сохраняло полное спокойствие.
— Я был уверен, что вы будете здесь. Мне это пришло в голову, когда я ехал домой.
— Ну что ж, посмотри на хорошеньких девушек и, пожалуйста, возвращайся домой.
Саэко вновь представила его художнику:
— Господин Тосики Окамура, молодой человек, о котором я только что рассказывала. Он не является мне родственником, но упорно называет меня своей тётей, один Бог знает, почему.
— Но тётя Саэко, — Тосики сохранил своё хладнокровие, — это потому, что вы настолько старше меня.
Тень раздражения пробежала по лицу Саэко, но она быстро улыбнулась и вернулась к своей беседе с художником.
