— Да, много раз.
— Потому что, если бы он был мёртв, тебе не надо было бы волноваться за него. Так?
Луи неопределённо пожал плечами.
— Твой отец гордится тобой.
— Он слишком часто хочет мне помочь.
— Может быть, ты должен разрешить ему.
— Нет, вы не поняли, — сказал Луи. — Если он поможет мне, я вырвусь далеко вперёд, и ему придётся меня убить.
— Я так не думаю, Луи.
— Но так я это чувствую.
Луи долго стоял под душем, сначала под обжигающе горячим, а потом настолько холодным, что у него онемело тело. Когда он вытирался, отец говорил с кем-то по телефону в гостиной. Он грубо требовал у агента, чтобы тот занял его сторону в конфликте по поводу сценария между ним и режиссёром Дереком Рэлстоном. Его последние слова перед тем, как он бросил трубку, были: «Пусть Рэлстон поцелует мою задницу».
Через секунду Луи вышел из своей спальни в джинсах, чистой белой футболке и свободном чёрном хлопковом пиджаке.
— Посмотрите-ка на него, — восхищенно сказал его отец, вставая с дивана. Нетвёрдой походкой он подошёл к сыну и обнял его. Два раза сильно хлопнув по спине, он отпустил его и, когда они были на расстоянии вытянутой руки, он сказал: — Ты чертовски хорошо выглядишь.
— Ты тоже.
Его отец вздохнул:
— Ну да. Но тем не менее я всё ещё могу ударить тебя по попе, — сказал он и промахнулся. — Ты ведь возмущался по поводу номера.
Луи отвернулся от отца и посмотрел в телевизор, транслировавший вечерний выпуск новостей.
— Немного. Если мы оба находимся в одном городе, это не значит, что мы должны жить в одной гостинице и даже в одном номере.
— Мне показалось, что так будет забавно. Знаешь, общение отца с сыном, — сказал отец, опускаясь на диван. — Садись. Давай поговорим об этом. — Отец выглядел довольным, но в нём чувствовалась непонятная враждебность, а в руках он держал листки с ролью Луи. — Здесь чертовски много работы.
Луи холодно взглянул на отца:
— Где ты это взял, пап?
— В твоем рюкзаке. Откуда ещё, по-твоему, я должен был это взять?
— Когда я был в душе? — Да.
— Ты расстегнул мой рюкзак и…
— Секундочку. Никто ничего не расстёгивал, — ответил отец, и в голосе его звучало крайнее возмущение. — Твой рюкзак уже был расстёгнут, текст был сверху. Мне стало интересно, я ведь писатель. Подумаешь, чёрт возьми!
Вне себя Луи вскричал:
— Да, именно подумаешь, чёрт подери! Не смей совать нос в мои дела.
Отец Луи медленно встал.
— К чёрту! Всё что я делаю — неправильно, — сказал он и отправился в свою комнату. Он вернулся меньше чем через минуту, и Луи с изумлением увидел странную, почти восторженную улыбку на его лице.
— Ты уж прости меня, — попросил он. — Я извиняюсь. Не надо было мне рыться в твоих вещах. Давай попробуем просуществовать вместе пару дней.
Тут в глазах Луи заблестели слёзы, лицо его отца расплылось и стало двоиться.
— Это неправильно, — сказал он, почти рыдая. — Это совершенно неправильно. Ты не должен этого делать!
— Чего не должен делать? О чём ты? — сказал отец, который только что принял дозу кокаина и находился в отличном расположении духа. Затем он оглянулся вокруг в поисках союзника. — Слушай, я твой отец. И я тебя люблю. Ты меня понимаешь? Я люблю тебя.
Джин уже был в «Массо-Фрэнке» и потягивал пиво в дальнем углу бара, когда пришли Луи и его отец, опоздав на тридцать минут. Рэй пошептался с управляющим, и они быстро разместились за свободным столиком в дальней кабинке. Прямо напротив сидел Брюс Спрингстин и компания из шести человек, среди которых были певица Линда Ронстадт и Нильс Лофгрен
[108]
, новый ритм-гитарист Брюса. Опустив вниз глаза, Луи тихо сказал:
— Я видел концерт Брюса в Мэдисон-Сквер-Гарден. Он выступал потрясающе.
Джин покачал головой с видом знатока:
— Отличный концерт. Без сомнений.
— Но не сравнится с Элвисом, — возразил Рэй и сделал маленький глоток двойного мартини, который он уже успел заказать перед тем, как они расположились за столиком. — Может быть, он — гений, но Элвис — настоящий король, твою мать!
Луи строго посмотрел на отца, а Джин попросил его говорить тише.
— А что я сказал не так? Я сказал правду. Мы с Джином видели Элвиса, — сказал Рэй Луи, не обращая внимания на ярость, которую видел в его глазах. — Мы видели всех знаменитостей, да, Джин? Элвиса, Бадди Холли, The Drifters, Бобби Фуллера. Какой это был концерт! Джин большой поклонник Бобби Фуллера Он уверен, что его убили, но он не прав.
Пальцы Джина вцепились в запястье Рэя:
— Успокойся.
— Он пьян, — сказал Луи.
— Да, это так. Я пьян, — вызывающе сказал Рэй. — И чертовски пьян. Если тебя это не устраивает, то можешь убираться. И ты, Джин, тоже — вали!
— Тебя выпустили на испытательный срок, — сказал Джин. — Если тебя снова заберут в полицию, ты отправишься в тюрьму.
Рэй уставился на брата. Его губы дрожали.
— Отпусти мою руку, Джин.
Джин ослабил хватку, и Рэй немного пошевелил пальцами, потом он поднял голову и обвёл взглядом ресторанный зал. Он не пошевелился, когда Луи попытался тихо выйти из-за столика.
— Пропусти меня, я ухожу, — сказал Луи, но его отец только упрямо покачал головой. — Пап, не будь ослом.
— Да ладно тебе. Давай иди сюда.
— Нет.
— Пожалуйста, у меня был сложный день, — уныло сказала Рэй. — Прости меня.
Повисла долгая тишина. Потом Луи, стараясь не показывать свою озабоченность, спросил:
— Что случилось?
— Они хотят отказаться от моих услуг и найти сценариста.
— Кто «они»? — спросил Джин.
— Рэлстон, продюсер, все, — пыхтя, Рэй допил остатки мартини. Теперь он был зол, почти взбешён. — Они хотят, чтобы я изменил конец. Они не хотят, чтобы дети умерли.
Но это делает бессмысленным весть сюжет. Пошли они к чёрту! Я не изменю ни слова.
Все замолчали. Нильс Лофгрен, сидевший напротив, тихо улыбнулся. Они с Джином приветственно кивнули друг другу. Джин и Нильс были знакомы с конца семидесятых, когда они оба жили в Топанго, а Нильс частенько играл с Crazy Horse, группой, которая помогала с записью альбома «After the Gold Rush» Нилу Янгу
[109]
.
