Билл Харви сказал: «Если честно, полный ноль».
Так «Электра» отказалась от Stooges.
Я был в смятении. Мне-то казалось, что Raw Power гениален. «Search and Destroy» — вообще одна из величайших рок-н-ролльных песен всех времен и народов. Лучше просто некуда.
Похоже, Билл Харви на самом деле не хотел работать с группой и не видел в ней коммерческого потенциала. Здесь он был прав: чего не было, того не было. Сроду у них ничего не продавалось. Мне казалось, что они вложат деньги в искусство просто во имя искусства. Что публика в конце концов поймет эту гениальную музыку, если продолжать продвигать ее и верить в нее. Ирония в том, что, похоже, Харви был прав, потому что даже двадцать лет спустя Raw Power по-прежнему звучит слишком продвинуто.
И вот мне пришлось сказать Игги: «Они отказались от тебя».
Он сказал: «Не верю. Мы так здорово играли, и песни замечательные».
Я сказал: «Я тоже не верю, но что тут поделаешь? Они тебя не хотят».
Билл Читэм: Ронни позвонил парень из налоговой и сказал, что у группы большая задолженность по налогам. Ронни ответил: «Знать ничего не знаю».
Налоговик сказал: «Ну, лучше бы тебе узнать».
На что Ронни сказал: «Слышь, мы тут все наркоманы, мы, блядь, ни хуя не знаем, куда деньги делись».
Чувак сказал: «Ой» — и Stooges никогда больше не получала вестей от налоговой инспекции.
Дэнни Филдс: Быть менеджером Игги — адова работенка. Мы все были в Нью-Йорке, они все были в Детройте, и никто из них не смыслил в деньгах. Если честно, то денег как раз и не было. Компания им не помогала, и записи их не продавались.
У Игги были проблемы с наркотиками. Элис Купер и Stooges выступали в общем шоу, им платили полторы тысячи долларов за вечер. Подходит время выступления — и ребята Элиса смотрятся в зеркало и накладывают макияж, настоящие профессионалы. А мы смотрим за Игги, как бы чего не вышло.
И вот я его нахожу в туалете в обнимку с унитазом, из руки у него торчит игла — и мне приходится доставать ее, кровь брызгает во все стороны, я бью его по щекам и твержу: «Пора на сцену!»
Прикольно было? Да, пожалуй.
Ди Ди Рамон: Первый раз я увидел Игги на концерте Stooges в «Электрическом цирке» на площади святого Марка в июне 1971 года. Они начали очень поздно, потому что Игги никак не мог найти веняк, чтобы ширнуться. С венами у него был полный пиздец. Он осатанел и не выходил из туалета, так что нам пришлось подождать.
Игги Поп: Я сидел за сценой, искал вену и вопил: «Отвалите! Отвалите!» всем, даже своим друзьям — а они думали, мол, боже, он сейчас сдохнет, и все в таком духе.
Наконец, я выхожу на сцену и тут понимаю, что сейчас сблюю. Но уходить со сцены я не собирался — это расценили бы как отступление.
Ди Ди Рамон: В конце концов они вышли, Игги казался очень напряженным. Он весь был раскрашен серебрянкой, из одежды на нем были одни трусы. Пятна серебрянки были по всему телу, даже на волосах. Но волосы и ногти у него были покрашены в золото. Кто-то сделал из него сверкающее чучело. Они вышли и начали играть одну и ту же песню раз за разом. Единственные слова, которые звучали: «Я хочу твое имя, я хочу твой номер».
Потом Игги посмотрел на всех, сказал: «Люди, меня тошнит от вас!» И сблевал.
Ли Чайлдерс: Джери Миллер опять сидела около сцены. Своим тоненьким мерзким голоском она заорала: «Блюй! Блюй! Когда же ты сблюешь?» И он сделал это! Он сблевал. Игги всегда делал то, чего хотела аудитория.
Игги Поп: Я сделал это очень профессионально. Не думаю, что попал на кого-нибудь.
Рассел Воленски: Я стоял перед сценой. На меня наблевали. Игги попал мне на плечо.
Рон Эштон: В то время я уже привык к блюющему Игги. Обычно он прятался за усилки, но к тому моменту все уже были в курсе, что он там делает. Какая деградация…
Я отказался от мысли втолковать им что-нибудь, меня все равно никто не слушал. Например, прямо перед концертом они отнесли мой классический «pre-CBS Стратокастер» в Гарлем и поменяли его на партию герыча стоимостью в четыре сотни долларов. А мне сказали, что гитару кто-то спиздил. Мое сердце кровью обливалось. Годы спустя мой брат Скотти рассказал, как все было на самом деле. Да, к моменту концерта в «Электрическом цирке» я уже сдался…
Дэнни Филдс: Все, что касалось моих отношений со Stooges, прямо в руках разваливалось на части. Я платил за них в отелях и давал им деньги в долг на собственный страх и риск. Так продолжаться не могло. У меня просто не было денег, а взять их было неоткуда. Ходили слухи, что они грабят по выходным автозаправки, чтобы платить за дом. Потом дом снесли — и на месте Веселого Дома провели хайвей.
А потом в четыре утра раздался звонок от Stooges, они сказали, что только что проехали на четырнадцатифутовом грузовике под тринадцатифутовым мостом в Анн-Арбор.
Рон Эштон: Мост на Вашингтон-стрит был известным убийцей грузовиков. Машину вел Скотти. Он ехал примерно тридцать пять миль в час и — БАМ! Крышу грузовику снесло напрочь — ее оторвало и загнуло назад.
Я был в Веселом Доме, зазвонил телефон. «Чееегооо?»
Я тут же бросился в больницу — но ты же знаешь сестер в регистратуре, они ничего не говорят, из них можно выдавить только: «Состояние очень тяжелое, вот все, что я могу вам сейчас сказать».
Я сказал: «Вот блин!»
И пошел к мосту — там стоял грузовик, разъебанный по самое не балуйся, — потом вернулся в больницу. Прошел в приемный покой, они все там сидели, два дорожных менеджера, Ларри и Джимми, и мой брат Скотти.
Они обалденно смотрелись: Ларри с выбитыми зубами, брат со швами на языке и Джимми весь в бинтах. Я повез домой Ларри и Скотти, и Ларри сказал: «Отвези меня назад к мосту!»
Я сказал: «А? Ладно…»
Мы приехали туда, они тут же бросились обыскивать бурьян. Именно тогда я выяснил, что они закинулись красными.
[28]
Когда приехали полицейские, они выбросили коробку красных в окно. Так что надо было вернуться и найти ее.
Я сказал: «Вы, блядь, мудаки!»
Скотт Эштон: Никто не предупредил меня, что мост ниже грузовика на один фут. Меня выбросило из кабины ярдов на пятнадцать. Один из нас врезался в панель, выбил себе все зубы и потерял сознание. Другой влетел в ветровое стекло, заработал большую рану на голове и ходил там с окровавленным лицом. Я думал, он погиб.
Я начал: «О нет!», еще не понимая, что же случилось, а когда обернулся, увидел, что грузовик не прошел под мостом.
В этот вечер выступали без меня. Мне на подбородок наложили шесть швов. Вот что я никогда не забуду, так это шов на языке. Это была самая адская боль в моей жизни. Мне казалось, он оторвался. Я уже решил, что остался без языка.
