— Скажи, Ксантрай, ты видел еще раз малышку Эмилиану?
— Нет, она сидит у постели раненого Сержа.
— Подстереги мгновение, когда рана затянется, и она сможет оставить его хотя бы на несколько часов. Тогда, в смятении и замешательстве от возвращения на солнце, она позволит тебе дотронуться до руки, потом до плеча…
— Но она любит его. И раненого любит еще сильнее.
— Ты уверен, что любишь ее?
— Даже после войны я буду любить ее.
— Огонь, утро, лихорадка, праздность, кровь на губах твоих солдат, твоя кожа дрожит, и ты счастлив; любовь сжимает твои колени. Но наступает мир, твое тело преображается, твои ноги ходят по родной земле, вдали от крови и огня, от обнаженных тел…
— Я люблю ее, Тивэ!
— Да, скажи, Ксантрай, говорят, что у тебя трудности с солдатами.
— Да, этой ночью один из них сознательно раздавил ребенка.
— Кто это?
— Жаме, водитель.
— Защити его. Этот парень давно на войне. Он бывал во всяких переделках.
— Я знаю. Я командую ротой сирот, детей битых, проданных, купленных и перепроданных.
— Прежде ты сам этого хотел.
— Да, но я очень быстро капитулировал. Тивэ, из-за того, что я все время сдерживаюсь и жду, я уже не способен любить.
— Все вы, военные с чистым сердцем, обязаны убивать. Дети, подростки, вы сражаетесь с повстанцами, убиваете мужчин. Ксантрай, ты не любишь буйство, ты предпочитаешь скромность и тихое достоинство. Но ты затянут в ремни, проплачен, награжден, ты проглатываешь наживку. Ксантрай, ты не любишь жизнь. Оставь немного свободы для других. Ненавижу ваши муки совести. Этот полковник с лейтенантами сегодня утром, Ксантрай, как ты можешь шутить с ними? Дебилы, двоечники, пердуны из колледжа. Ты думаешь, они свободны? О, Ксантрай, когда — то влюбленный в свободу находчивый резвый зверек, свобода взорвется в твоем горле, пробитом пулей, твоя смерть будет прекрасна, ты протянешь руку своему убийце, и тот прикончит тебя, разорвет и проткнет…
— Тивэ, я несчастен, я бесполезен. Я люблю людей, но не люблю их свободу.
— Я и не призываю тебя запереться здесь со мной. Мои губы не дрожат, мои глаза не горят, когда они оскорбляют меня: их книги, их журналы переполнены фотографиями гордых, презрительных, могучих пленников, удерживаемых грязными и грубыми стражниками. Нет, я продолжаю умываться, бриться, причесываться перед тем же разбитым зеркалом; я опускаю глаза, чтобы не рассмеяться; мне нравится запах этих стоек, я наконец один после двух лет тягостного, гнилостного смешения, я слушаю музыку моего сердца, только этим утром мне было страшно, принеси мне книг, я спрячу их под стеллажами в ящиках.
— Дорогой Тивэ, я тебе сочувствую.
Ксантрай со щенком пересекает пустынный двор, по которому скользят тени журавлей; Ксантрай спускается к гаражам, он гладит на ходу собаку генерала, привязанную к двери бункера с топливом, собака встает, под ней блестит синеватая лужица бензина; щенок остался в казарме первого взвода, он копается под тюфяками, катает по цементному полу легкие каски:
— Что хотят от Тивэ тыловые крысы?
— Тивэ образованный, он поумнее их будет.
— Ты думаешь? По — моему, он такой же, как все…
— Ты знаешь, Крейзи Хорс получил посмертно крест.
— В день, когда его привезли мертвым к генералу, тот плакал, пытался собрать куски тела, я вел джип, я сказал ему: «Генерал, вы как баба». Было очень холодно, он пытался согреть руки между ляжками; в хижине под елями я сварил ему кофе, он схватился двумя руками за член, я не мог ему больше подчиняться, увидев его член. Все они — падаль. Для них солдат хорош лишь тем, что его можно облапать.
— Блядская армия.
— Одни лишь женщины нас смогут исцелить. Капитан Ксантрай зовет щенка, поднимает глаза на Центральную вышку, деревянный пол будки трещит, часовой, навалившись на броневой лист животом, дрочит под кровавым солнцем; кровь растекается по телам спящих солдат, по кишащим на них насекомым. Кровь течет по шейным артериям певцов, по ножным венам танцоров, шея певца, нога танцора проколоты колючей проволокой; шлюхи, облокотившись на подоконники, смотрят на свадьбу, поедая глазами злато плеч невесты; невеста кружится по теплому дворику, жених подстерегает ее за оконной решеткой, его пальцы скребут затвердевшую замазку, его ноги, обернутые пучками острой травы, бьют по пыльному полу.
Ксантрай смотрит на свадьбу из-за колючей проволоки, кортеж разгоняет влагу и пыль; щенок открыл дверь к механикам, он прыгает на кровати, будит солдат, кусает их за плечи, за приоткрытые груди, блестящие под противомоскитными сетками:
— Иди прочь, Пипо. Блядский пес. Иди, попроси у генерала сахара.
— Смирно!
— Вольно, отдыхайте. Сегодня во второй половине дня мне будет нужен бульдозерист.
— Зачем, господин капитан?
— Разгрести мотки колючей проволоки за вашим бараком.
Солдаты переглядываются, облокотившись на тюфяки. Щенок крутится по животу бульдозериста.
— Ты, Дафни?
— Мне нужно вымыть бульдозер, господин капитан.
— Вымоешь его после.
— Я не хочу торчать у него всю ночь.
— Смотр через три дня, у тебя будет время.
— А там наряды, караул… Сегодня ваша колючка, завтра перепахать сад полковника, послезавтра придет генерал и будет тискать меня, пока я мою бульдозер.
— Да или нет?
— Если я скажу «нет», я попаду в тюрягу, если скажу «да», попаду в нее же; стало быть, я умолкаю.
— Все вы трусы и тыловые крысы.
— Мы все побывали в стычках и засадах. Все старики. И потом, никто не хочет подчиняться генералу. Тивэ он тоже хочет выебать? Зачем он запер его на складе?
— Вас это не касается. Генерал болен, но он выздоровеет.
Щенок ложится между ляжек Дафни, его теплый живот согревает член солдата. Капитан Ксантрай выходит, щенок пытается соскочить с живота Дафни, но тот удерживает его за хвост:
— Оставайся с нами, не ходи к этим подонкам.
Щенок оборачивается, кусает солдата за палец, соска кивает с тюфяка.
Капитан Ксантрай снова пересекает двор, перед ним появляется Пино с ножом в руке; солнце светит так ярко, что Ксантраю видится убийца, он кладет ладонь на бедро и расстегивает кобуру пистолета:
— Господин капитан, что с генералом? Почему он больше не выходит?
— Убирайся отсюда. Ты мне отвратителен. Ты уже всем разболтал про пять тысяч франков?
— То, что генерал меня любит, вас не касается. Он первый любит меня так сильно. Ваш приятель Тивэ не оскорблял меня. Но я найду вас на гражданке, попробуете сиротского ножичка. Ксантрай вытирает пот со лба:
