Когда тьма уходит, Лариса Леопольдовна уже стоит перед ней на лестнице цирка, хмуро пялясь на ступени под собой. Узкие мохнатые губы ее крепко стиснуты.
— Ну, — говорит Люба, самая не зная, что ей делать дальше.
Старуха разворачивается и споро начинает карабкаться по лестнице наверх. Все поднимаются следом за ней, причем Жанна вынимает из сумочки пистолет. Перед старой деревянной дверью, спрятанной в темной нише Лариса Леопольдовна останавливается, сипло дыша от натуги. Она резко дергает ручку, но дверь не поддается.
— Внутрь, — шепотом подсказывает Любе Наташа.
— Внутрь, — громко повторяет Люба.
Лариса Леопольдовна всхрапывает и прыгает на дверь, с треском вышибая ее из петель каменным ударом своего тела. С шипением она устремляется вперед, в пыльную, пропахшую звериной мочой темноту. На ощупь они взбираются по узкой винтовой лестнице и попадают в коридор, в конце которого видна закрытая дверь, под нею просвечивает на пол тусклое голубое сияние. Когда они уже на середине коридора, дверь отворяется, обнажая за собой тесную комнату с синей лампой на потолке, посредине комнаты виден стол, и на столе сидит безногий, на голове которого нет ни волос, ни усов, ни даже бровей. Вместо каждой руки у гологолового длинный железный клин, остро заточенный, как бивень моржа, клинья он, наверное, вонзает в пол, чтобы быстрее подтягивать свое короткое тело. Безногий, с лязгом ударив сразу обеими клиньями в деревянную крышку стола, гадко, клекочуще визжит.
— Я вижу слово, написанное на твоем языке, старуха, — произносит безногий. — Чего вам надо?
— Мы ищем ключ от бездны, — отвечает Наташа.
Гологоловый поднимается на воткнутых в стол клиньях, внюхиваясь в текущий от Наташи воздух, словно его стеклянные глаза слепы.
— Жонглер говорил мне, что когда-нибудь мертвая девочка придет за ключом, — громко, веще шепчет он. — Ночное представление уже началось. Вы нашли то, что искали. Спешите занимать места.
Выдернув зазвеневшие железяки, он ловко разворачивается вокруг собственной оси, спрыгивает со стола, шмякнувшись об пол, и рывками тащится вглубь синей комнаты, сосредоточенно и надсадно хрипя.
В темных коридорах цирка вместо ламп горят помещенные в стенах крупные прозрачные камни. Еле различимые тени пробираются вдоль темных стен, то постукивая туфлями, то шурша одеждой. Их так много здесь, таинственных жителей ночи, что Люба даже не пытается всматриваться. Они с Наташей держатся по пути за руки, чтобы не было так страшно, Жанна поспешно следует за гологоловым, бойко стучащим клиньями впереди, Лариса Леопольдовна тащится сзади, кряхтя и приволакивая одну ногу.
Наконец они достигают бархатной, темно-алой занавеси, за которой открывается кромешное, вытянутое по человеческому росту, дупло. Это галерея, ведущая свое онемевшее горло вокруг арены, тут совершенно темно и пусто, будто этот круглый коридор есть неприкосновенная граничная земля между двумя невесть какими мирами. Скоро Люба натыкается на деревянные перила, обходит их и внезапно видит мутный свет далеко внизу.
Там, над ареной, висит на невидимых отсюда проводах голая электрическая лампочка. На арене стоит высокий двухстворчатый шкаф, в нескольких шагах от него — продолговатый ящик, похожий на гроб, и еще там находятся трое людей: один — долговязый и длиннорукий, со спутанными волосами до плеч и длинным носом, он стоит за ящиком, обутые сапогами ноги его полусогнуты в коленях, он одет в шахматное трико некогда яркой окраски, теперь же сильно выцветшее, второй, полный человек среднего роста стоит у шкафа, он одет в черное, круглое лицо его светится бледностью, и на глазах у него черные очки, как у слепца. Третьего Люба замечает не сразу, только когда он подает голос — издали он напоминает кучу разноцветного тряпья, это, несомненно, Клоун.
— Маша! — крякает именно он, вывернув накрашенное белым лицо, увенчанное бумажным колпаком над рыжими волосами, откуда-то из-под мышки, и разражается резким, скрипучим хохотом, будто загремела трещотка. И тогда Фокусник открывает шкаф, и оттуда выходит девочка лет девяти, в белом воланном платье балерины и белых чулках, но без туфель, она медленно проходит к ящику и делает зрителям реверанс. Насколько Люба может видеть в темноте, зал пуст.
— Девочка Маша, какое милое создание! — гнусаво запевает долговязый. — Если дать ей конфету — она выполнит ваше желание!
Он подходит к девочке поближе и дает ей большую конфету в красивой обертке. Девочка показывает отсутствующим зрителям конфету и, повернувшись к долговязому спиной, расставляет руки в стороны, как крылья. Долговязый вытаскивает из сапога топор и бьет ее сзади по голове, у девочки подкашиваются колени и она, упав на опилки, немного возится и дергает ногами. Подождав, пока девочка перестанет дергаться, долговязый привычно поднимает ее за плечи и кладет грудью на ящик, голова девочки грустно валится вперед, хотя крови не видно под густыми волосами, которые Долговязый убирает рукой так, чтобы открыть тонкий жемчужный затылок жертвы. Поплевав на руки, он резко размахивается и рубит топором, попадая точно по затылку, голова девочки отлетает и стукается в опилки, перекатывается несколько раз, как яблоко, и оплетает себя мокрыми от крови волосами. Из срезанной шеи выстреливает красная струя, тело девочки судорожно выгибается, коленки тычутся в пол, она толчками, трижды прыскает кровью вперед, словно водяное ружье, потом замирает на ящике, и дальше кровь уже просто течет из нее, как из отвернутого крана. Долговязый перекидывает девочку за ноги через ящик, а голову подталкивает ногой к бордюру арены.
— Даша! — без отдыха крякает Клоун.
Фокусник снова открывает дверь шкафа, и оттуда снова появляется девочка, совершенно такая же, как первая, она так же проходит к ящику и делает реверанс. Долговязый открывает ящик, и щелкает тумблером. Электрический механизм включает трескучие шестерни, которые начинают вращаться все быстрее, так что треск переходит в жужжание и дальше в дребезжащий, мистический гул.
— Дашина динамо-машина капризна! Пребывание в ней совершенно непереносимо для жизни! — дурным голосом воет долговязый и гасит тумблер.
Улыбнувшись и сделав руками «ап», девочка садится в ящик, потом закладывает туда обнаженные ноги, потом ложится, аккуратно умещаясь среди шестерней. Долговязый закрывает крышку, и видно, что только кокетливо улыбающаяся голова девочки торчит наружу из боковой стенки ящика. Долговязый сильным пинком ноги включает тумблер. Девочка сразу перестает улыбаться, перекашивает лицо и так визжит, что Люба отворачивается и стискивает зубы, ей кажется, что сейчас лопнут барабанные перепонки. Она не видит, как из отверстий в задней стенке ящика шлепающе выплескиваются измельченные кровавые внутренности девочки, которая быстро перестает кричать, хотя еще пару раз мучительно дергает головой. Долговязый выключает тумблер, берет девочку за волосы и легко вынимает отставшую от перемолотого тела голову, обильно сочащуюся кровью на опилки. Долговязый кладет ее на пол арены и легким ударом ноги катит к голове первой жертвы.
— Не бойся, дурочка, — шепчет Любе на ухо Наташа. — Она же не настоящая.
