Думать о душе легко, когда больше думать не о чем, потому что все мысли уже либо стерлись, либо доказали свою беспонтовость и непригодность для повседневной жизни.
— Из этого следует, что мы берем за яйца хакера, поим его пивом и ведем в безопасное место, где есть компьютер и Интернет. Там он взламывает их систему, и мы получаем доступ к уже подписанной в печать виртуальной папочке, которая завтра с утра превратится во вполне реальные пленки к отправке в Финляндию, ну или где там у них типография — вообще-то х… знает, может, они печатаются и не в Финляндии, хотя в основном все сейчас с финнами работают. Но не суть. А суть в том, что содержимое папочки уже никто проверять не будет, потому что накануне ночью были получены все, на хрен, подписи, проверены все ошибки, выправлены все баги. Так что у нас есть целая ночь. Мы лезем в верстку и делаем с ней все, что нам хочется.
— А что вам хочется, Клон? — Ловлю себя на том, что спрашиваю это с излишним скепсисом, сделав красноречивый акцент на слове «вам».
По пунктам. Нам хочется: глумиться и опускать. Прямо с первой страницы, со слова редакции. «Дорогие читатели, сегодня моя очередь писать вам это глупое, пафосное и на х… никому не нужное обращение, но уже семь часов вечера, я хочу быстрее вернуться домой, купить пива и сесть перед телевизором, потому что сегодня будут показывать «Локомотив» в Лиге чемпионов, поэтому вкратце: и я, и вы знаете, какой феерически говенный ширпотреб мы производим, но я здесь работаю, потому что так получилось, а вы это читаете, потому что надо же вам что-нибудь читать, причем если меня еще можно оправдать тем, что я получаю за это деньги, то вы, дорогие читатели, — полные дебилы, так как вы за это не только ничего не получаете, а даже наоборот, платите из своего кармана». Нормально? Или, например, постер с полуобнаженными женщинами заменяем на хард-порно с какой-нибудь толстожопой негритянской старухой с вибратором и в кожаном наморднике. И подпись вверху: «Дорогие онанисты, 90 % наших продаж происходят исключительно за счет того, что вам хочется подрочить — давайте, наконец, скажем об этом открыто и не будем прикрываться ложными разглагольствованиями о красоте эротического искусства. Сегодня девушка номера — Большая Макатумба, домохозяйка из Бронкса, колдунья вуду и крестная бабушка Уэсли Снайпса. Приятного времяпрепровождения на толчке в обществе правой руки!» Или реклама какого-нибудь дерьма: «Нам заплатили денег, чтобы мы поместили здесь фотографию бутылочки со «Спрайтом» и написали: «Не дай себе засохнуть», мы, блядь, порядочные люди, поэтому фотографию бутылки см. выше, а надпись мы даже продублируем: НЕ ДАЙ СЕБЕ ЗАСОХНУТЬ, но, с другой стороны, никто не платил нам деньги за то, чтобы мы не писали, что «Спрайт» — вредная для желудка сладкая моча, поэтому знайте: «СПРАЙТ» — ВРЕДНАЯ ДЛЯ ЖЕЛУДКА СЛАДКАЯ МОЧА». А внизу — мелким шрифтом — рекомендации для рекламодателей: «Уважаемые рекламодатели, отныне мы начинаем брать с вас деньги не только за то, что мы напечатаем, но и за то, что мы не напечатаем. Прикидывайте сами, какими слоганами можно засрать вашу продукцию, и платите нам деньги за то, чтобы мы этого не делали. Доллар — фраза, но если мы придумаем хотя бы одну неоплаченную — извините, подвиньтесь». И так везде. Порнуха, чернуха и гон.
Тираду прерывает сотовый. Текст sitiskh: «Privet:). A u tebya est' pushok?», ответ: «Byl mejdu nog, kogda mne bylo 13, teper' netu».
Усатая тетка отцепилась от поручней и теперь сидела на приступке, ковыряя ногти и пялясь в пол. Со стороны казалось, что безумие прошло, и теперь она ужасно комплексует по поводу того, как глупо она выглядела минуту назад перед пассажирами и водителем. Она шевелила морщинами и бубнила куда-то в себя:
— Лайнер встанет, найду «Автолайн». Сяду в «Автолайн», уедет лайнер. Автолайнер. Большой автолайнер. Сяду в «Автолайн».
— А тексты всех статей сделать реальным произведением искусства, — продолжал Клон. — Например, сделать статью, состоящую целиком и полностью из мата. Вспомни Лондон — там все общаются исключительно при помощи слова fuck и производных: fuck out, fuck up, fuck off. Я реально говорю, там практически все можно так выразить. Слишком много всех этих off'ов и ош'ов. А в Польше — помнишь? — алкоголики объясняются только посредством слова «курва». Оно одно, без производных, но все равно они им объясняются. Интонационно. Как в китайском языке. А вот на русском так еще никто не делал. Представляешь — так, чтобы без единого литературного слова, но при этом донести до читателя информацию. И это все выйдет стотысячным тиражом. Слабо?
Я подумал, что, наверное, под лайнером она имела в виду автобус. А может, ей казалось, что она летит в «Боинге» или плывет на «Силье Лайн». Я смотрю (почему-то) наверх, в люк, с обозначенной в его прорезях полоской воздуха, потом на тетку, потом на Клона:
— Когда это ты сделался антиглобалистом, Клон? Клон: восторженно плюет в воздух. Его прет. По-настоящему прет.
— Антиглобализм тут ни при чем. Антиглобализм — это для сбрендивших интеллигентов из книжного издательства «Ультра. Культура» и обкушавшихся кислоты тинейджеров, которым нравится считать себя новыми Нео. Нью Нео. Неонео. А я хочу просто поглумиться над этими идиотами. Над всеми этими Петровыми, Лабусами и Восканяншами. Понимаешь, я вынужден с ними общаться, и за это им стоит отомстить. Все, что нужно, — это найти хакера и точно узнать, когда они заканчивают сдачу номера.
Вот именно поэтому он никогда не станет Тайлером Дерденом или мистером Хайдом. Тайлер Дерден мог бы теоретически додуматься до такого ради внутреннего раскрепощения и прочих высокоморальных целей. Клон же в своих замыслах не руководствуется ничем, кроме личных понтов. Я имею в виду: слишком мелочная натура.
Клон прервал тираду: за окном (по ходу движения автобуса) возникла очередная церковь. Снял бейсболку, перекрестился. Ровно три раза. Все как надо.
Нам с Клоном всегда было приятно считать, что мы действительно чем-то отличаемся от всех этих Игорей Петровых и прочих Лабусов, которые работают в Команде, размешивают ложечками чаи в редакционных кухнях с большими окнами и портят глаза компьютерным излучением. Что именно мы (а не они) и есть венец эволюции. Причиной и единственным доказательством этого служил всего один неоспоримый факт: нас перло, а их нет. Теперь на смену тем Игорям Петровым пришли новые, с которыми мы (теперь уже) уравнены в общечеловеческой ценности. «Бывшесть» действительно уравнивает всех.
Разница между нами только в одном. Я все это понимаю, Клон — нет. Точнее, понимает, но старается отгонять от себя это понимание. Отмахивается от него, как опахалом от мух. Он брызжет слюной на стекло «Икаруса», меняет очки на бейсболку и бейсболку на очки, он распираем эфемерным, иллюзорно-зыбким и наполовину самозапрограммированным чувством своей глобальной непохожести. Он объясняет:
— Понимаешь, есть два типа людей. Одни играют по правилам и говорят: не мы это придумали. А другие заставляют остальных играть по своим правилам. Если мы имеем, скажем, дрянной журнал: первые работают в нем, потому что таковы правила, вторые — сделают так, чтобы этого журнала не было. Или, по крайней мере, чтобы он попал на бабки, которые у него отсудят рекламодатели. На большие бабки.
