Как докладывал Абрам Хоффер на последней конференции в фонде Мэйси, если вы сумеете вывести пациента на этот уровень, то в девяноста процентах из ста произойдет чудесное исцеление. То, почему так происходит, довольно трудно объяснить в терминах психологии (Лири понял это и тогда переключился на иносказания и прикладной мистицизм). Но примерно можно сказать так: у ошеломленного пониманием, что «сам он бессмертнее своего подверженного изменениям эго», пациента происходит нечто вроде расширения сознания, в результате чего «многие конфликты, порожденные неудовлетворенностью собой, отмирают вместе с самой этой неудовлетворенностью, так же как и ассоциируемое с конфликтами невротическое поведение, которое на самом деле является их следствием». Расширяясь, сознание также избавляется от паутины неудачных взаимоотношений, ограничивавших и приковывавших его к земле.
Или другой пример — вообразите себе психику человека как некое боковое русло, ответвившееся от обычной реки. Со временем, несмотря на то, что на пути иногда встречались новые источники, боковое русло начинает застаиваться, заболачиваться и постепенно — когда растения в нем (заросли идей, неврозов и.т.д.) начинают соревноваться за кислород — превращается в настоящее болото. Можно сказать, что психолитическая терапия расчищает заросли. А психоделическая терапия работает иначе, — взрывает сами помехи, препятствующие течению, возвращая его к первозданному состоянию — равномерно текущего потока. Оба метода приносят ожидаемый результат, пациент выздоравливает, однако во втором вдобавок присутствует нечто абсолютно новое. Врачи, занимающиеся психолитической терапией, использовали ЛСД в русле традиционных психотерапевтических методов активизации воспоминаний, абреакции и высвобождения эмоций. Однако врачи, практикующие психоделическую терапию, занимались делом полностью новым, ранее неизвестным. И как бы они ни называли это — прикладным мистицизмом или психоделическим опытом, интегративным опытом или пиковым переживанием, — их занятия пользовались дурной славой. Открытие в уголках сознания места, где человек может почувствовать себя Богом, — вряд ли это могло приветствоваться официальной наукой и официальной религией. И тем не менее именно это являлось общим итогом и выводами психоделических исследований — не только в Гарварде, но и везде.
То, что последовало дальше, было скорее обусловлено общей атмосферой, чем базировалось на конкретных фактах. Забеспокоились специалисты. Их тревожило, насколько использование ЛСД, с его глубоким проникновением в подсознательное, является подходящим средством для формирования здорового, приспособленного к окружающей жизни эго. Могли ли их не озаботить такие явные изменения в поведении пациентов? Беспокоили их также и результаты лечения — сложно было поверить в то, что Хаббард вылечивал 80 % хронических алкоголиков. Все это порождало критический подход к «плохой науке», вроде, например, таких высказываний: «ЛСД — галлюциноген, исследователи принимают его сами, отсюда и такие странные результаты — они привиделись им». И это еще снисходительная характеристика. Другие доходили до того, что утверждали, будто врачи, использующие в практике ЛСД, не только фальсифицируют результаты, но и причиняют вред пациентам. И даже не понимают этого, потому что наркотик заражает их всех манией величия (сравнивают себя, например, с космонавтами или с Галилеем — что за вздор!). Внутри науки-золушки психоделики усиленно разоблачались: все вы можете видеть, как терапевты превращаются в дурного пошиба гуру, а пациенты становятся их адептами.
Кен Кизи за написанием «Порою нестерпимо хочется»
Рой Гринкер в «Материалах общей психиатрии» пошел дальше всех: «У латентных психотиков изменения в структуре личности начинаются под влиянием даже единственной дозы. Длительный прием ЛСД приводит к психопатии. Развивается зависимость».
Гринкер не приводил никаких фактов в подтверждение своих серьезных обвинений. Не приводил, потому что, собственно говоря, таких фактов не существовало, — исследования Сиднея Коэна в 1960 году о негативных последствиях, подтверждающие практически полную безопасность ЛСД, до сих пор никто еще не опроверг. Гринкер основывался на личном профессиональном предубеждении против наркотиков. Искренне веря, что средний гражданин — это просто сплетение неврозов и зарождающихся психозов, Гринкер полагал, что открытие ящика Пандоры подсознательного может иметь различные, но в любом случае, трагические последствия. Знают они об этом или нет, но все, кто принимает ЛСД, претерпевают негативные изменения в структуре личности. Так получалось по Гринкеру. Для консервативных психиатров, к числу которых принадлежал и Гринкер, расширение сознания вело к высвобождению подсознательного — и это было уже слишком!
На самом деле многих критических нападок можно было избежать, если просто сменить угол зрения. Например, ученые, занимающиеся психомиметиками, наблюдая, как эго расщепляется под воздействием ЛСД, кратко упоминают об «обезличивании», в то время как столкнувшиеся с тем же эффектом Лири или Майрон Столярофф называют это «мистическим объединением» и «интегративным опытом». Наблюдая за сменой ярких внутренних образов, первые изберут слово «галлюцинации», тогда как вторые будут говорить о «видениях и символическом взаимодействии». Последующий накал эмоций можно обозначить психиатрическим термином «эйфория» или заменить его новым психоделическим аналогом «мистический экстаз». Когда далекий от дискуссий по ЛСД психолог Абрахам Маслоу опубликовал первую работу о целебном эффекте пиковых переживаний, психоделические тераписты, например Хоффер, быстро заимствовали этот термин и риторические споры вошли в новый виток.
Фактически все это просто напоминало разборки — кто должен контролировать дела, связанные с Иным Миром. Достаточно ли ответственны и компетентны обыкновенные психологи (не говоря уже о теологах, людях творчества или инженерах, как Майрон Столярофф), чтобы исследовать пределы сознания, даже если это сознание — их собственное? Кто должен обладать правами на научные исследования в Ином Мире? Согласно одному из авторов «Журнала американской медицинской ассоциации», все, что связано с изменениями «ментального и эмоционального баланса» личности, должно проходить под строгим медицинским надзором. Другими словами, ЛСД и его химические собратья являются частью психиатрического, но не психологического арсенала.
Первой летом 1962 года всплыла тема «безответственности». ЛСД «помогает в психотерапии» рефреном повторялось в статьях, но, к несчастью, он привлекает «психически неуравновешенных врачей», которые проводят неслыханные эксперименты на других. И эти разговоры о «психически неуравновешенных врачах» были по сути основной причиной, почему ЛСД был изгнан из лабораторий. В июле 1962 года Сидней Коэн и Кейт Дитман написали статью в «Журнал американской медицинской ассоциации», привлекая внимания к феномену ЛСД-вечеринок — явления, о котором калифорнийское Управление по наркотикам, куда обратились журналисты лос-анджелесской «Тайме», ничего не подозревало. Хотя ЛСД-вечеринки начались в Лос-Анджелесе еще с середины пятидесятых, но с тех пор состав участников изменился. ЛСД стало пробовать множество молодых людей. Не только студенты, но и битники, и прочие изгои общества. Согласно Коэну, битники были именно теми людьми, от которых ЛСД следовало любой ценой держать подальше.
