Альперт полетел на «Сессне» в Канаду, чтобы встретить корабль, доставивший ЛСД из Чехословакии. Большая часть ЛСД попала в Миллбрук, и небольшие количества были отосланы в научно-исследовательские центры, которые подверглись конфискации со стороны ФДА. Кроме того, Альперту предстояло встретиться там с богатой вдовой, которую интересовало, нельзя ли использовать ЛСД для подготовки к смерти — к тому времени самые интересные исследования в этом направлении вел Эрик Каст из Чикагского университета. Касталия была счастлива удовлетворить интерес богатой леди. Богатые старые вдовушки часто вставляют потом в свои завещания приятные пункты, а как раз сейчас кастальцы очень нуждались в чем-то в этом роде.
Нехватка денег — вечный враг любых утопий — снова показала свое голодное лицо.
Одним из очевидных решений было взимать плату за посещение Касталии — это предложение было вполне своевременным, если учесть, какой обвал посетителей прибывал теперь на уикенды. большая часть людей не помещалась в доме и ставила палатки под деревьями, приходя в дом только на обед. Они могли бы вновь вернуться к плану старого Дома Свободы и превратить Большой дом в летнюю академию, где проводились бы семинары по способам ненаркотического расширения сознания и отказа от сложившихся привычек. Репортер из «Ньюсуик» поспешил высмеять идею создания академии. Тон сообщения был издевательский, в газете сообщалось: «Теперь, выиграв тяжелую схватку, двое великих и могучих обозревают опустевшее поле брани». Однако это показывало возросшую осторожность со стороны масс-медиа в отношении Лири. Осенью, когда «Тайм» поместил статью о роспуске IFIF, они проиллюстрировали свое сообщение фотографией Алана Уоттса и Тима. Хотя текст статьи был негативным, но у читателя в итоге складывалось впечатление, что психоделики и красотки идут рука об руку. В «Ньюсуике» было тоже напечатано нечто подобное, так как репортер не мог удержаться от замечания о «девочках в бикини», гуляющих по Большому дому.
Летние сессии поставили ряд интересных проблем. Как можно за тридцать шесть часов работы измененить сознание людей, сбежавших на время от обычной жизни? Как можно привлечь их к ментальным экспериментам, когда они в своей обычной жизни привыкли следовать правилам и «работать от звонка и до звонка»?
Сначала решили, что новичкам, чтобы освоиться, надо присутствовать на вечеринке в Большом доме. Это оказалось ошибкой. Попав в привычный для них мир вечеринки, гости тут же начинали навязывать свои шаблоны и правила. «Эй, привет, я Джек Смит из Денвера, а вы кто? — вспоминает Холлингсхед. — Ну и так далее. Поскольку мы были менее опытны в играх в «вечеринку», то ничего не могли с ними сделать».
Тогда решили поступить наоборот. Всем прибывшим говорилось, что их имена, социальное положение, привычки остаются за порогом Большого дома. Никаких разговоров в первый вечер. Все одеваются в одинаковые белые одежды. Вот как Арт Клепс описывает одну из таких трансформаций, происходивших в пятницу вечером: «Двадцать человек, среднего возраста, в основном одетых вполне консервативно, входили через главный вход Большого дома вслед за Альпертом. На лицах кривые усмешки, глаза тревожные. Однако, когда они же спустились вниз примерно час спустя… я едва поверил своим глазам. Все они были одеты в белые одеяния, сооруженные из простыней, — такая одежда должна была скрыть социальные различия. Это напоминало встречу куклуксклановцев».
Холлингсхед был неистощим на различные способы, какими можно «вышибать привычки». Наиболее известной его выдумкой была история с цветной едой. «Мы все очень привыкли к тем схемам, на которых росли, в частности к прочным ассоциативным цветовым привязкам». Когда гости садились за завтрак и начинали есть зеленые яйца и пить черное молоко, Мецнер объяснял: «Когда кто-то говорит о небе, у нас в мозгу всплывает «синее», когда говорят о лужайке, мы думаем «зеленая», когда речь идет о вареных яйцах, мы думаем «белые». Но это ментальные привычки. На самом деле не важно, являются ли вареные яйца белыми, зелеными, как сегодня, или, скажем, желтыми».
Несмотря на старательные объяснения, все же было похоже, что еда поглощается с меньшим аппетитом, чем обычно. По этому поводу кое-кто острил, что хотя неизвестно, насколько этот способ полезен для «преодоления установок», зато он безусловно выгоден, так как сильно сокращает потребление пищевых продуктов.
Посетители приезжали ежедневно. Репортер Роберт Антон Уилсон прибыл, чтобы сделать статью о Касталии для сатирического журнала «Реалист», издаваемого Полем Красснером. Он обнаружил всех играющими в бейсбол на лужайке, а Мэй-нарда Фергюсона — исполняющим на крыше джаз на трубе. Уилсон был единственным из журналистов, который прочел хотя бы одну книгу Тима, поэтому Тим ответил на его жадные вопросы.
«ЛСД уводит вас из обычного эго, из этого «пространства-времени», — сказал он. — Я всегда прохожу этот путь — когда все стандартные ролевые игры заканчиваются, а с ними заканчивается и Тимоти Лири. Когда всходишь на эту вершину, то здесь можно уже вводить новые импринтинги, потому что старые на время уходят в сторону».
Воодушевленный этой темой, Тим высказал то, о чем он в то время мечтал — о создании целой сети государственных клиник, где занимались бы вопросами импринтинга. Будущие пациенты этих клиник имели бы дело с обученными опытными специалистами по изменению моделей поведения, такими, что могли бы объяснить все «за» и «против» этого метода. Получив соответствующую литературу, пациент имел бы неделю на размышления и обдумывание, подходит ли ему этот способ, а затем в следующую свою встречу со специалистом решал, какие программы ему бы подошли и какие цели он перед собой ставит. «Наиболее важным правилом, — подчеркнул Лири, — является то, что тот, кто начинает путешествие, должен решить сам, каких именно изменений он добивается. Никто иной не имеет право решать за него этот вопрос».
Однажды их посетили двое агентов ФДА. «Мы шокированы тем, что вы делаете, — так говорил один из них, если верить рассказу Лири. — На протяжении веков употребление наркотиков считалось пороком. А теперь вы не только защищаете это, но считаете даже нравственным и предлагаете воспитывать людей с помощью наркотиков. Возможно, Кеннеди и согласился бы с этой точкой зрения, но Джонсон — совсем другое дело».
«Люди, что следят за законностью — и поверьте мне, они обладают достаточной властью, — ждут не дождутся, пока эти новые наркотики не запретят, вот тогда они до вас доберутся!»
Один знакомый Майрона Столяроффа в письме на западное побережье описывал, как обычно проходит день в Большом доме: «Наши дни проходят как и во всех обычных семьях: кто-то сидит на диете, а после ужина все семейство собирается у камина (ужин здесь ровно в 10.30 вечера). Потом гадают по ладони, читают Юнга, Гурджиева и Успенского, слушают тантрические мелодии, беспрерывно звонят в колокольчики, занимаются армреслингом; бегают дети, жуют попкорн, катаются на мотоциклах.
Здесь приятная эмоциональная атмосфера. Баронесса средних лет из Швеции обучает меня готовить, и мы проводим с ней время вместе она — Мать. Тим — Отец, и, когда я спросил его, что, как он предполагает, я должен делать, он ответил: «Будь счастлив, хотя бы раз в своей жизни». Здесь есть также множество братьев и сестер и, как я уже сказал, — эмоционально наполненная жизнь. Они сами этого не замечают, но Миллбрук — это по-настоящему продвинутое лечебное учреждение».
