Новороссийская катастрофа, голгофа Черноморского побережья, гибель конницы, брошенной на произвол судьбы, разрыв между Донской и Добровольческой армиями, неспособность флота содействовать эвакуации войск Кавказского побережья в Крыме, сдача Кубанской армии, «зеленые», круги, рады, особые совещания — все говорит о неразберихе и хаосе.
5. Забывали еще одно существенное обстоятельство, что люди и лошади не машины, что живая сила коня и всадника имеет известный предел, что получить максимум работы от конницы можно только при умелом и рациональном использовании ее силы. Забыли, что нельзя безнаказанно мотать лошадей, что после известного периода работы частям непременно нужен хотя бы кратковременный отдых, а особенно в условиях минувшей Гражданской войны, когда большой процент как людей, так и молодых командиров недостаточно был подготовлен. В данном случае, своевременный отдых в тылу служил бы не только для восстановления сил и приведения в порядок людей и лошадей, но и был бы школой для заполнения недочетов в подготовке частей и командиров и для закрепления дисциплины и спайки частей.
Переутомление всегда оказывало пагубное влияние на наши части, дисциплина падала, полки таяли как воск. После трехмесячной непрерывной и бессменной работы, боевой состав полков, имевших в строю по 1000 сабель, падал до 150–200 сабель. Вместо отвода в краткосрочный отдых, где полки приходили бы в нормальное состояние, предпочитали переформирование, сокращение числа единиц, сведение нескольких частей в одну, вследствие чего части, спаянные уже боевыми успехами, начинавшие приобретать традиции, веру в своих начальников, опять обращались во вновь сформированные, получали новых неизвестных им начальников, что, конечно, не могло не отражаться на их стойкости и лишало их веры и привязанности к своим начальникам и похвальной гордости своей частью. А тылы между тем неимоверно росли, обозы были переполнены людьми, не знающими своих частей. Ростов был переполнен офицерами, а сотнями на фронте командовали урядники и вахмистры.
Если мы внимательно проследим все периоды Гражданской войны, мы увидим, что, когда наши части были свежи, после отдыха и сыты, мы наступали и били, как хотели, превосходящего нас по численности противника, но как только наступало переутомление, перебои в снабжении, части таяли, боеспособность падала, и мы вновь откатывались назад, чтобы после отдыха опять перейти в наступление.
Резервов у нас почти никогда не было, а тылы были заполнены массой здоровых людей, ибо организации тыла не было.
6. О техническом оборудовании частей и о снабжении амуницией и оружием я не буду говорить. Возможно, что у нас не было в достаточном количестве ни того, ни другого. Я, например, для моей дивизии почти ничего не получил. Винтовки, пушки, пулеметы, так же как и всякого рода телефонное и телеграфное имущество, походные кухни, двуколки, мотоциклеты, до духовых инструментов для хора трубачей включительно, я взял с боя у красных и даже снабжал соседние части ими. Но бронемашин, к сожалению, почти не было, а при рациональном их использовании они могли бы сыграть большую роль. В своих заметках я упоминал, что появление у противника броневых автомобилей производило в наших частях панику вследствие кажущейся беспомощности бороться с ними или что-либо им противопоставить. Об этом я однажды, находясь в Новочеркасске, лично докладывал генералу Сидорину и просил, по возможности, снабдить дивизию хотя бы двумя машинами, на что генерал Сидорин ответил, что делается все возможное.
По моим наблюдениям, с броневыми частями у нас было не совсем благополучно. В тылу были сформированы броневые отделения, но на фронт они почти не попадали. Мне раза два-три из штаба сообщали, что высылаются в дивизию бронеавтомобили, но всякий раз, не доходя до моего штаба 50–60 верст, машины почему-то портились и возвращались обратно для ремонта. Очень жаль, конечно, ибо на фронте они могли бы показать себя, где, содействуя нашим частям и под командой боевых офицеров, были бы весьма полезны.
В настоящих заметках, отмечая некоторые наши недочеты и ошибки, я не хотел бы касаться политических ошибок, но не могу обойти молчанием одну из них, так как она была тесно связана с настроением частей и целями войны, эта ошибка — «непредрешенчество» как о форме будущего устройства России, так и о ликвидации последствий революции. Невольно возникали вопросы: за что мы воюем? Предположим, мы свернем шею большевикам, а дальше что?.. Опять керенщина? Опять болтовня и социальные опыты? Или, может быть, полукрасная, слюнявая социалистическая республика? Стоит ли из-за этой дребедени копья ломать, воевать, жертвовать собой?
А если бы в то время, когда движение наше уже окрепло и наша красновато-либеральная оппозиция, мечтавшая об «углублении» революции, была не страшна, был бы взят национально-русский путь, и на своих знаменах смело поставили лозунги, которых так ждал исстрадавшийся от революционных экспериментов народ, «Самодержавный Царь — хозяин земли русской», «Земля крестьянам, данная царским манифестом», «Амнистия всем, принимавшим участие в революции» и «Рабочее законодательство», тогда бы Белое движение приобрело живую душу и стало бы чисто белым, без красноватого налета в виде всякого калибра политических деятелей с социалистическими тенденциями, которыми были заполнены наши тылы, учреждения, совещания и круги, и даже отчасти командные должности; тогда зараза не коснулась бы некоторых частей и не нашли бы места в полковых маршах куплеты: «Царь нам не кумир» и т. п. Тогда и не посмели бы появиться изречения из уст некоторых больших начальников: «Я республиканец; если в России будет монархия, то мне в России места не будет»; или еще хуже и гаже, из речи другого генерала: «Не бойтесь, с наших знамен стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших».
Наши цели — бойцов на фронте — были различны с целями тыловых проходимцев и демагогов; их пугали успехи белых армий. Мы боролись за спасение России, а они за спасение революции.
Это главная ошибка внутренней политики. Не менее грубой ошибкой была и наша неопределенная внешняя политика. Но о ней много написано и не буду повторять. Результаты на лицо, и страданиям русского народа конца не видно.
Неумение, или нежелание, столковаться с Польшей, Украиной и даже избежать трений с казачьими областями — этой основной опорой борьбы с революцией — боязнь потерять достижения 17-го года и обнажить грязное белье измены и предательства, заставляло «основоположников революции», прикрываясь белыми плащами патриотизма, вести закамуфлированную политику «девушки с прошлым».
Игнорирование реальной обстановки и смехотворная, никому не нужная верность бывшим союзникам, бессильным по целому ряду причин помочь нам, да и не проявлявших особого желания к этому, ибо симпатии их были на стороне революции, не скрывались и заставляли даже отклонять предложенную нам руку помощи истинных друзей России. Если бы этих «ошибок» не было, Россия не лежала бы в прахе и рабстве, а мы не скитались бы по всему свету с волчьими «нансеновскими» паспортами, навязанными нам благодарными союзниками.
1925 г. София.
Заметка
к статье г. Янова, помещенной в 3-м томе «Донской Летописи»: «Дон под большевиками весною 1918 г. и восстание станиц на Дону»
