Где-то на высоте 20—30 метров почувствовал, что руль уже не действует — перебит, подбили меня окончательно. Вот уже полоса, а у меня прибор скорости не работает, ну и опыта мне не хватило. Если бы сейчас была такая ситуация, то я, конечно, «на газу» сел бы, а тогда я обороты прибрал и потерял скорость. Самолет «клюнул», зацепился за какие-то бугры и разбился. Меня выбросило из кабины, ну а дальше я уже потерял сознание. Человек, который видел мою аварию, — начальник штаба, в это время в столовую шел и потом написал статью в газету.
О случае с «мессером» я никому никогда не рассказывал. Во-первых, не было никаких подтверждений. Ведущий, с которым я летал, прилетел в полк и доложил о моей гибели, и никто ко мне в госпиталь потом не приходил. Не говорили мне и о судьбе моего самолета, никто, конечно, его не обследовал, все подумали, что самолет этот разбит и все ранения, полученные мной, произошли при аварии, а не от атаки вражеского истребителя. Ко мне никто тогда не приходил разбираться, что же на самом деле произошло, а то я бы тогда открылся, рассказал бы, как бой протекал. [Александру Ивановичу, видимо, не сообщили обстоятельств боя, поскольку по документам бой описан достаточно хорошо. В соответствии с оперативной сводкой шВВС КБФ № 208 пять И-153 71-го иап КБФ, ведомые ст. лт. Федором Киринчуком, вылетели на бомбоудар по кораблям противника в районе банки Вигрунд и в 8:00 были атакованы, как сообщается, тремя (sic!) Ме-109. Рязанов на подбитом в бою самолете не нашел своего аэродрома, закрытого туманом, направился на аэродром Борки и, не дав сигнала «я свой самолет», был обстрелян своей ЗА. Не дотянув до аэродрома 2-3 км, самолет упал на береговую черту Финского залива и считался разбитым от боевых повреждений.]
Лежал в госпитале, известий фактически никаких, только врач вэвээсовский приезжал. Содержание в госпитале было нормальным. А о войне мне и не надо было говорить, у меня было такое состояние, что я даже иногда сознание терял. Медсестра практически просто На основе оперативной сводки и донесения № 052 от 21.05.43 на официальный счет ВВС КБФ был отнесен сбитый в том бою Ме-109. Интересно, что изначально победа была записана на всю группу летчиков - мл. лт. Киринчука и сержантов Жучкова, Тристана, Рустамова и Рязанова, однако в документе все фамилии, кроме ведущего группы, были позже перечеркнуты, и соответственно она считалась как личная (Киринчука).
Попытка установить личность вражеского летчика, подбившего самолет Александра Ивановича, определенного ответа не дала. Участие в бою немецкого самолета практически исключено, поскольку немецкая авиация в тот период над Финским заливом не действовала (и в финских документах, фиксировавших полеты люфтваффе в этой зоне, таких данных нет), к тому же ни II./JG 54, ни Stab./JG 54, имевшие на вооружении истребители ФВ-109, не заявляли воздушных побед и не несли в тот день потерь.
С финской стороны детальное ознакомление с действиями эскадрильи LeLv 34, вооруженной «мессершиттами», ясного ответа не дало (беглый взгляд на заявки побед и потери финских ВВС сразу дает отрицательный результат). Два самолета 1-го отряда после полудня производили облеты матчасти продолжительностью 10 минут и могут быть исключены из рассмотрения. Третий за день вылет был выполнен на разведку погоды по маршруту Утти - Гогланд - Утти (взлет в 6:55) одиночным Bf 109 вянрикки Мауно Кирьенена. И хотя этот летчик на данный момент более всего подходит к сведениям с нашей стороны, как утверждается, Кирьенен вернулся на аэродром вскоре после взлета, повернув из-за плохой погоды еще над Коткой.
янно была около моей койки. Когда бомбежки начинались, она выводила меня в подвал. После войны я с этой медсестрой даже переписывался. Потом мы с женой поехали в этот госпиталь, но она оттуда уже уволилась, и мы никак не могли ее найти, чтобы отблагодарить. Благодаря ее уходу я и встал на ноги — очень важно, чтобы кто-то рядом был, когда ты в таком состоянии.
Потом в дом отдыха послали — ясно, какое у меня состояние было, если во время войны туда направили. Отдохнул, дали отпуска месяц, чтобы я «отошел» от всего этого. С отпуска приезжаю — полк уже переучился на «лавочкины», товарищей уже почти никого не осталось — многие погибли. Это был конец 1943 года, декабрь, наверное, — снег уже был.
Во время переучивания учебного «лавочкина» в полку не было, и летчиков вывозили на учебном Як-7Б. Когда я вернулся, почти весь полк к тому времени перелетел в Кронштадт, но я среди нескольких человек задержался и успел сделать два полета на «яке» по кругу.
На Ла-5 вылетел уже в Кронштадте. Абрамов пришел и сказал: «Ну что ж, надо вылетать на «лавочкине». Учебных самолетов нету». Посадил меня в самолет, рассказал, что к чему, — «Давай, запускай и взлетай». Я взлетел, полетал немного над аэродромом, сел, все нормально — вот и вся учеба.
Случай один был. Наш командир дивизии Корешков был представителем авиации в сухопутных войсках под Выборгом. Он вызывал наши истребители на прикрытие войск, и как-то раз я вылетел на прикрытие ведущим пары. Прилетаем, там сплошная облачность — выскочили из облаков, набрали скорость приличную. Смотрим, прямо по курсу выныривают два «мессера», расстояние было метров 600—700. Сблизился, разглядел кресты, вижу — точно «мессера». Я тогда даже не прицеливался — нажал на гашетку, дал две короткие очереди, он сразу задымил — и в облака. По связи докладываю командиру дивизии о сбитии «мессершмитта».
Прилетели в Кронштадт. Вопрос встал такой: сбили армейскую «кобру». Мне подсказывают, мол, ты не говори пока о «мессере», мало ли что. Я, конечно, ничего не сказал. А потом уже, когда Корешков приехал, он сказал: «Да, ты сбил «мессершмитт», однако выносить этого не стали, потому что в верхах вопрос об «аэрокобре» так и остался открытым…
Я думаю, что для них атака была неожиданной, потому что мы заходили со стороны солнца, и, когда выскочили из облаков, они находились прямо по курсу, хвостом к нам. Я видел фашистский знак, иначе я и стрелять бы не стал, конечно. Была облачность огромная, и солнышко светило — видно было очень хорошо. Если бы я по нему не попал, может, и бой завязался бы…
В то время чаще всего мы выполняли задачи ПВО кораблей и военных баз. Сидели все время в кабинах и ждали ракету. Вылетали, например, на прикрытие бомбардировщиков, если за ними гнались истребители противника. С бомбардировщиками обычно ходили истребители непосредственного прикрытия, но они-то не могли отойти от бомбардировщика — откровенно говоря, считаю, что глупая была такая обстановка. Прикрывающие истребители должны были быть «приклеены» на определенном расстоянии от бомбардировщика и не должны были никуда от него отойти.
Это значит, что он идет на скорости 300, и ты должен был идти рядом, теряя в скорости до 200 км/ч. Это значит, если тебя атакуют, ты можешь только отвернуться, и тебя почти наверняка собьют. И сделать ты ничего не сможешь. Противник заходит в атаку на скорости и с преимуществом в высоте — ну и как ты его сможешь атаковать? У тебя скорости нет, с чего его можно атаковать? Это было абсурдное положение!!
Потом делали немного по-другому. Сопровождали мы на Котку бомбардировщики Ту-2 [Имеются в виду Пе-2 12-го гпбап КБФ] — аж темно было в небе от самолетов! Мы были на высоте восемь с чем-то тысяч, а бомбардировщики шли на шести тысячах. Мы в «ударной» группе, а непосредственное прикрытие шло пониже. Наша задача была следить за истребителями противника.
