Выбравшись из котловины, я заметил на другом конце плато большой лес, знакомый мне по карте. Там по крайней мере, укрывшись от танков противника, мы могли бы чуть-чуть передохнуть.
К этому лесу побежали наши солдаты со всех направлений. До этого леса нам предстояло пересечь около восьмисот метров чистого поля. Уцелевшие повозки подтянулись на нашу высоту. С ними мы и устремились вперед.
Но и советский танк, окруженный роем казаков, тоже двинулся на нас. Нам нужно было бежать, стреляя из автоматов, раз десять падая от разрывов снарядов, рвавшихся вокруг нас.
Мы задыхались, не в состоянии больше бежать. Перед нашими полными ужаса глазами советский танк шел на повозки с ранеными, переворачивал и давил их. Раздавались ужасные крики, крики умиравших, неслыханные крики раздавленных лошадей, судорожно дергавших ногами.
Полумертвые, мы достигли леса. Позади нас снег был усеян трупами. Танк, окруженный гарцующей ордой казаков, завершал свою безумную карусель!
Лысянка
Танкам и многочисленной кавалерии было невозможно преследовать нас в зарослях леса.
Одна тропинка спускалась к опушке, где какой-то старый интендантский полковник, сидя на коне, напрасно пытался позвать кого-либо. Многие тысячи людей засели в снегу. Под деревьями шла ожесточенная перестрелка. Нельзя было оставить эти тысячи солдат на волю случая, когда они уже ушли от самых страшных опасностей.
Я назвался старому полковнику и вежливо попросил сказать мне направление боя в лесу. Он был очень рад знакомству, слез с коня и сел в снег. Я увидел молодого немецкого офицера, знавшего французский. Я перевел ему слово в слово короткую речь, которую сказал солдатам:
— Я прекрасно знаю, где мы находимся. Нам осталось не более трех километров, чтобы достигнуть южной группировки. Бежать к ней теперь значит дать перестрелять себя. Я берусь перевести всех ночью. Мы сможем пройти. Но в ожидании темноты надо образовать каре по краям леса и не дать себя окружить советской пехоте.
Я попросил добровольцев. Меня интересовали только они. Немцы, немного опешившие, двинулись толпой. Я составил боевые группы по десять человек, среди которых я поставил по одному валлонцу, которые послужат мне связными. Я взял оружие и боеприпасы у всех, кто не мог драться, и расставил немцев и валлонцев по краям леса.
Русские, которых мы потеснили на юго-востоке, яростно атаковали нас. Наши люди получили приказ самым упорным образом сопротивляться, потому что именно в этом направлении нам предстояло прорываться ночью.
Карта показывала мне, что в трех километрах к юго-западу находился городок Лысянка. Этот населенный пункт, я был в этом убежден, находился в руках немцев, двигавшихся нам навстречу.
Невозможно было, чтобы это большое селение, находящееся в двадцати километрах от места начала нашего прорыва, было по-прежнему занято Советами. Было очевидно, что бронечасти немцев дошли до этого места. Я видел по карте, что город пересекала речка. Так что достаточно было добраться до первых домов. Затем мы найдем или соорудим мост.
Наш лес опускался к Лысянке. Ночью под его прикрытием мы должны были пройти как можно дальше. Уже были посланы связные, чтобы аккуратно разведать путь…
* * *
Но на западе леса нас уже ждала серьезная опасность. В трехстах метрах от опушки на склоне напротив нас мы увидели внушительную колонну советских танков, ту, что делегировала часом раньше три танка, чтобы уничтожить нас.
Эти танки занимали позиции вдоль дороги на Лысянку. С высоты холма они контролировали весь участок, держа под огнем западный сектор, по которому выходила другая группа окруженных частей; они также контролировали низину, отделявшую их от нашего леса.
Эта низина, абсолютно чистая, была постоянным искушением. Она вела в Лысянку. Один последний бросок, и мы спасены!
Танки красных окружала многочисленная пехота. Те из нас, кто бросился бы в эту голую низину, были бы расстреляны, смяты, — это было ясно как божий день!
Я прошелся по всем позициям, чтобы успокоить нетерпение людей. К несчастью, я мог удержать только своих подчиненных.
На нашем правом фланге, как раз в северо-западном краю леса образовалась волна из многих сотен немецких солдат, вышедших на плато после нас. Они проскользнули вдоль леса вместо того, чтобы пройти через лес. Мощный крик взлетел в воздух, он потряс нас до мозга костей: они шли не в атаку, а в открытую могилу!
С опушки мы увидели всю эту бойню. Ни один из них, никто не прошел. Вражеские танки обрушили на них яростный огонь. Несчастные падали в снег целыми группами. Это было настоящее истребление.
Затем советская пехота бросилась на останки раненых и убитых для окончательного потрошения. Мы находились в укрытии в наших пулеметных гнездах в ста метрах от бойни, не упустив ни одной детали из этой ужасной сцены. Вооруженные ножами большевистские потрошители отрезали пальцы мертвым и умирающим. Видимо, слишком трудно было снимать перстни. Они отрезали пальцы, засовывали их в карманы окровавленными горстями и бежали дальше.
Потрясенные ужасом, мы, сдерживаясь, присутствовали при этих кошмарных сценах. Я дал приказ не делать ни одного выстрела, который не спас бы никого из лежащих на снегу, но зато спровоцировал бы массированную атаку орд на наш лес.
Я хотел спасти три тысячи человек, за которых нес ответственность. Мне бы не удалось это, если бы я бросил их вслепую, без артиллерии и танков, в напрасную бойню. Разумнее было спокойно дождаться ночи, которая скрыла бы долину и нейтрализовала бы танковую колонну неприятеля.
* * *
Утром пятьдесят тысяч человек, смешавшись своими подразделениями, бросились вперед. Нам на время удалось избежать натиска танков для нескольких тысяч людей с помощью экрана в виде плотного леса.
Но у большой группы войск рейха, двигавшейся справа и слева от нас, положение было намного хуже. По шуму боя мы определили, что многочисленная лава немецких соседей спускалась на западную часть дороги, занятой сталинскими танками. Они повернули свои башни в сторону этого прорыва и открыли беспрерывную стрельбу.
Другая волна немцев, еще более значительная, вылилась в юго-восточной части леса, пытаясь достичь Лысянки через степь. Для обоих серьезную трудность представлял переход через речку. Я тщательно изучил по карте конфигурацию этого препятствия и решил избежать его, спустившись ночью прямо к Лысянке, разбросанной по обе стороны реки. Таким образом я освобождал солдат от необходимости форсировать эту глубокую и быструю речку на открытой местности при пятнадцати или двадцати градусах мороза.
Нам удалось в свое время в суматохе захватить этот спасительный лес, и он поможет нам в темноте добраться до окраин города. Я готов был терпеть сколько потребуется, но в нужный момент по максимуму использую наше выгодное положение.
К несчастью, остальные, то есть десятки тысяч солдат, должно быть, сориентировались на запад и юго-восток. Юго-восточным флангом командовал один армейский генерал, впоследствии убитый впереди своих солдат; его сразу же заменил генерал Гилле.
