Вечером Гиммлер занялся своей обычной ночной работой и принял пятнадцать или двадцать человек, которые этого ждали, причем иногда им приходилось ждать аудиенции до самого утра. Затем старшие офицеры поговорили со мной о неожиданностях, которых они ждут от нового оружия. Они повторяли утверждения, вроде: «Еще два или три месяца, и Германия нанесет решающий удар». Здесь царила атмосфера уверенности.
* * *
Я страшно удивился, когда увидел Гитлера, за минувшие шесть месяцев он обрел новую энергию. Его походка стала твердой и уверенной, черты лица выглядели умиротворенными и словно помолодели.
За время войны он заметно поседел, его спина согнулась. Но все его существо излучало жизненную силу скромного и дисциплинированного человека.
Он вручил мне награду. Затем Гитлер подвел меня к маленькому круглому столику. Казалось, его не мучают никакие сложные и острые проблемы. Ни одного слова разочарования, которое могло бы заронить у слушателя сомнения в конечном исходе. Он быстро закончил с военными вопросами и перешел к проблеме буржуазного либерализма. С потрясающей логичностью он объяснил мне, почему его падение неизбежно.
Его глаза лучились добрым юмором. Он терпеливо спорил относительно будущего социализма. Его тщательно ухоженное лицо дрожало. Руки Гитлера, тонкие и гладкие, совершали убедительные, но энергичные жесты, выдавая в нем прирожденного оратора.
Эта дискуссия придала мне уверенность. Если Гитлер находит время заниматься социальными проблемами в такой момент, живет ими и излагает их в течение часа с такими подробностями, это невольно внушает уверенность во всем остальном. Тем не менее на этой неделе парашютно-десантные дивизии Черчилля попытались зацепиться в Голландии за Арнем.
Как раз в тот момент, когда я уходил, Гитлер вернулся и, словно желая навсегда запечатлеть эту встречу в моем сердце, пожал мне руку и сказал: «Если бы я имел сына, я хотел бы, чтобы он походил на вас». Я смотрел в его ясные глаза, такие чувствительные, излучающие пламя. Гитлер ушел по тропинке под елями, усыпанной мелкими веточками. Я долго смотрел ему вслед.
Театральное действо
В деревнях Ганновера, разбросанных по утопающей в грязи равнине, находились тысячи бельгийских беженцев, которые спасались от англо-американских танков. К этому следует добавить, что моя дивизия проводила тренировки именно в этой провинции рейха, поэтому многие из моих солдат имели возможность, кроме всего прочего, встретиться со своими семьями.
Внезапно события приняли совершенно неожиданный оборот. Я только что выступил на последнем конгрессе европейской прессы в Вене. Неделей раньше я имел долгую беседу с министром иностранных дел фон Риббентропом, который в припадке откровенности доверительно сказал: «Запомните хорошенько мои слова. Никогда еще мы не были столь близки к победе».
Я думал, что он шутит. Не было видно ничего, что могло бы привести к радикальному изменению ситуации. Я твердо помнил, что мне говорил фюрер во время нашей встречи два месяца назад. Однако наступила зима. Шел снег. Что за перемены могли произойти?
После возвращения из Вены я поселился в отеле «Адпон» в Берлине. Вечером я встретился с большим чином из министерства иностранных дел. Он просто сиял.
«Вы знаете?! Мы ведем наступление!» — сообщил он.
«Наступление? Где?»
«Да у вас на родине! В Бельгии! Наши войска уже в Арденнах».
* * *
На следующий день официальный Берлин просто бурлил. Передавали невероятные детали: Льеж взят, 8000 новых немецких самолетов атакуют противника.
Мне принесли телеграмму от Гиммлера. Это был приказ немедленно отправляться в Бельгию со своей дивизией. Мы переходили под командование фельдмаршала Моделя, который командовал наступлением, и генерала СС Зеппа Дитриха, командовавшего армией.
Нас было официально запрещено посылать в бой на родной земле. Мы не должны были повторить ошибки, совершенные во время немецкой оккупации 1940–1944 годов. Фламандцы и валлоны имели задание восстанавливать Бельгию.
Мой автомобиль катил сквозь ночь. Утром грузовики забрали из Ганновера первую группу моих солдат, которые сопровождали меня на пути к границе. Остальная часть дивизии должна была следовать за нами по железной дороге.
Наши беженцы с радостью стучали в двери родных домов и плакали от счастья, снова вернувшись домой. Бедняги! В каком настроении они должны были находиться полгода спустя!
На рассвете мы проехали через Кельн.
Рождество в Бельгии
К декабрю 1944 года Кельн превратился в сплошные развалины. Я встретился с гаулейтером Грохе в бункере в парке, где деревья были изломаны и изрублены на тысячи кусков. Оптимизм в этом подземном убежище был заметно ниже, чем в Берлине на Вильгельмштрассе.
«Англо-американцы? Да они всего в 32 километрах!»
Так оно и было. Позиции союзников в Аахене вытянулись почти до самого Рейна. Гаулейтер вернул меня к реальности. Еще один удар в его секторе, и тогда американские танки в тот же день окажутся перед входом в его маленький бетонный бункер.
Обычно каждый думает, что порог его дома — это порог целого мира. Тем не менее 4 декабря 1944 года американские машины находились в 30 минутах пути от Кельнского собора, американские и английские войска надвигались на Рейнланд с запада и юго- запада в направлении рек Маас и Саар.
Гаулейтер сказал нам, где следует искать штаб Зеппа Дитриха, он находился почти на бельгийской границе. Наши сердца стучали, когда мы начали марш. Мы видели лишь проблески солнца. Мы могли слышать рев моторов британских штурмовиков, но, укрытые плотными тучами, затянувшими все небо, мы довольно спокойно двигались на юго-запад.
Мы подходили к холмам Эйфель. Дорога шла через фантастически прекрасную долину. Города вдоль реки, с их старыми домами, средневековыми стенами, массивными воротами и сторожевыми башнями сохранились относительно неплохо.
В глубине долины сияли фиолетовые шиферные крыши и синие часовые башни. Снег был ясным и сверкал на полях. Каждый холм, возвышавшийся над дорогой, был увенчан мощной зенитной батареей. На нас это произвело хорошее впечатление. Колонны грузовиков двигались без задержек.
В 16.00 мы добрались до Зеппа Дитриха. Он возвращался из инспекционной поездки. Зепп не подтвердил радостные новости, которые со скоростью света носились по Берлину. Льеж так и не был отбит у союзников, но немецкие танки дошли до Либрамона и Сен-Убера. Они захватили Ла-Рош и Марш. Арденны были очищены на большом расстоянии от этих городов, немцы находились в нескольких километрах от Намюра и Динана. Они пересекли Арденнское плато всего за три дня. Река Ур была форсирована без единого выстрела. Бросок к Маасу оказался таким же стремительным, как в мае 1940 года.
Я спал в промороженном насквозь доме, а над головой со зловещим свистом пролетали немецкие ракеты V-1, оставляя за собой длинные красные огненные хвосты.
