— Благодарю за заботу, — ответил он холодно. — В заменах не нуждаюсь!
Он вернулся за свой столик, а мадам обиженно надула губы и, чуть слышно фыркнув, направилась к покорно ждущему своей участи пьянице-официанту — продолжать начатый разнос.
— Господа! Прошу тишины! — поднялся с полным бокалом вина уже изрядно захмелевший старший помощник Закс. — Предлагаю тост за наше успешное наступление в Арденнах — чтобы снова, как в сороковом, скинуть этих чертовых америкашек и англичан в море!
«Блажен, кто верует…» — скептически подумал Винер. Он залпом осушил вместе с приятелями бокал дрянного хереса, потом без аппетита пожевал кусок рыбного рулета.
— Что, нет твоей латышки? — нетрезво ухмыльнулся сидящий рядом Закс. — Могу уступить свою Ингу.
Старпом неуклюже попытался пересадить сидевшую у него на коленях пьяно хихикающую долговязую девицу на колени своему командиру — при этом едва не упал вместе с ней со стула. Это окончательно вывело Винера из себя. «Да что они, будто сговорились! Сначала мадам, теперь этот — все меня сватают, черт побери!» — выругался он про себя и окончательно понял, что потерял к вечеринке всякий интерес. Он решительно встал и, сославшись на плохое самочувствие, коротко попрощался с приятелями. Не помогли даже протесты Бергмана.
— Позвоню тебе утром! — пообещал ему Винер и направился к выходу.
На улице у дверей ресторана он встретил своего давнего знакомого — еще со школьной скамьи — гауптштурмфюрера СС Рейнеке. Когда-то они учились в параллельных классах. Теперь Ганс Рейнеке занимал пост заместителя начальника городского гестапо, и Винер поддерживал с ним «шапочное знакомство» — здоровался при редких встречах, иногда обмениваясь новостями из дома и скудными сведениями о судьбе бывших одноклассников. К слову сказать, новости эти (особенно в последнее время) чаще были дурными.
— Уже уходишь? — удивленно заметил гестаповец. — Что так рано?
Сам он только что подъехал к подъезду на легковом автомобиле.
— Нет настроения, — отозвался Винер. — К тому же чертовски разболелась голова.
— Вот и надо ее подлечить доброй порцией шнапса! — пошутил Рейнеке.
При своем росте (он был почти на голову выше собеседника) и солидной фигуре одетый в длинный кожаный плащ эсэсовец выглядел весьма внушительно. Недаром еще в юности получил от сверстников прозвище Слон — о чем сейчас, казалось бы не к месту, вдруг вспомнил Винер.
— Заворачивай назад! — продолжал гестаповец. — Посидим, вспомним старое доброе время!
— Спасибо, Ганс, — в другой раз…
— Как знаешь! Если хочешь, мой шофер тебя подбросит.
— Не надо, пройдусь пешком.
Рейнеке махнул рукой, и темно-серый легковой «Опель» плавно тронулся с места. Уже взявшись за дверную ручку, гауптштурмфюрер окликнул бывшего однокашника:
— Франц, один момент!
Когда подводник обернулся, Рейнеке подошел к нему ближе и негромко сказал:
— Раз уж я тебя встретил, то позволь на правах старого товарища задать один деликатный вопрос. Следуя букве закона, я бы должен допросить тебя официально… Но, учитывая наше давнее знакомство, а также твои заслуги перед Германией…
— Ганс, давай без предисловий! В чем дело?
— Тебе знакомо такое имя: Марта Радзиня?
— Да… Я знаю эту девушку. А почему ты спрашиваешь? С ней что-нибудь случилось?
— Именно случилось, — усмехнулся гестаповец. — Она арестована и находится у нас. Мы «вели» ее последние две недели, и в отчетах агентов наружного наблюдения фигурирует, среди прочих, твоя фамилия.
— Мы встречались несколько раз, — растерянно произнес Винер. — Но это были вполне безобидные встречи… Как бы тебе объяснить…
— Так и объясни: «Я с ней спал!» Ведь так? — перебил Рейнеке.
— Да… Но…
— Больше никаких «но» — я услышал от тебя то, что хотел. Мы прекрасно осведомлены о роде занятий этой девицы из борделя фрау Якобсон! Так что вопрос о ваших отношениях был скорее формальным — ты уж извини, служба такая. Я обязан был его задать — еще раз извини!
Рейнеке хотел идти, но Винер — обычно решительный и волевой — каким-то осипшим голосом неуверенно спросил:
— В чем ее обвиняют?
Гестаповец удивленно посмотрел на моряка, потом, что-то сообразив, с нескрываемой иронией воскликнул:
— Глазам своим не верю! Она так хороша в постели, что сумела окрутить даже тебя — стойкого холостяка?! Невероятно! Ну-ка, поделись — какими позами она тебя ублажала?!
К последней фразе Рейнеке добавил грязное ругательство, и Винер вскипел:
— Я бы попросил, господин капитан…
— Все, все, все… Молчу! — театрально поднял руки гестаповец и добавил примирительно: — Я не хотел тебя обидеть. А если всерьез, то эта Радзиня обвиняется в связях с коммунистическим подпольем — поэтому советую ее забыть! Поверь: дело слишком серьезное.
Отдав честь, он скрылся за дверью ресторана. Винер, рассеянно козырнув в ответ, медленно побрел прочь.
«Неужели я действительно влюбился в эту латышку? Да кто она такая, черт возьми?! — распалял он себя. — Шлюха, проститутка из борделя! Не мог найти себе лучше? Свет клином сошелся на этой Марте?!» Однако чем больше Винер себя «заводил», тем сильнее ему хотелось увидеть женщину снова. При этом моряк понимал, что с черноволосой красоткой ему придется, скорее всего, распрощаться навсегда: против гестапо он бессилен…
Капитан 3-го ранга Петр Травин
Высадив «пассажира» в квадрате 24–07, «Щ-147» легла на грунт в нескольких милях северо-западнее Лиепаи.
Командование Кронштадтской бригады подводных лодок поставило перед Травиным следующие задачи: доставив «пассажира», через определенное время взять его на борт при возвращении, но главное — по команде из штаба атаковать и уничтожить немецкую субмарину. Первая задача была почти выполнена. Вторая ее половина, по мнению Травина, не представляла особой сложности. («Хотя и тут вполне возможны непредсказуемые ситуации — на войне как на войне!») Наибольшие трудности могли возникнуть при реализации последней задачи, ибо дуэль с вражеской подлодкой — это высший «пилотаж», самый сложный вид морского боя. Впрочем, пока было неясно, состоится ли вообще эта дуэль. Как пояснил еще на берегу комбриг Иванников, немецкая лодка может быть уничтожена нашей авиацией или даже диверсионным способом. Но если она все же попытается выйти в море (о чем Травин будет заранее предупрежден), ее должна встретить «Щ-147».
Он посмотрел на круглые корабельные часы, висевшие в каюте: два часа ночи. Пора! Травин вызвал к себе старпома — того самого коренастого казаха, доставившего Горячева на резиновой лодке к берегу:
— Что докладывает акустик?
— «Горизонт чист», никаких посторонних шумов! — четко доложил помощник.
