— Давай, Курт! — приободрил он проезжающего мимо де Лекса. — О нашем приходе в эти земли не должна знать ни одна живая душа!
Кони и люди, успевшие замерзнуть долгим зимним утром, с одинаковым удовольствием перешли на широкую рысь, разгоняясь над замерзшей рекой, и вихрем вырвались на широкий белоснежный простор озера Врево. Два темных пятна примерно в миле друг от друга на сахарно-чистом зимнем просторе не увидеть было невозможно, и конники, разделившись на два неравных отряда, ринулись в атаку, стараясь оказаться между чухонцами и недалеким от них лесом.
Рыбаки, занятые вытягиванием из проруби длинной сети и перебором улова, по сторонам особо не смотрели, и никакой опасности от утекающей в глухие необитаемые леса Пагубы не ожидали.
Первыми под удар попались двое рыбаков, занимавшихся своим делом на западной стороне озера. Определить их возраст было невозможно — длинные, но без седины, волосы и бороды у обоих свидетельствовали лишь о том, что они уже давно не дети, но еще и не старики. Распарившиеся, они скинули тулупы на спину понуро свесившей голову лошаденке, оставшись лишь в кожаных, до пояса, бахилах и коричневых холщовых рубахах с длинными рукавами. Мужики дружно тянули за веревку с множеством крупных узлов — уже затягивая снасть обратно под лед. На санях высокой серебристой горкой лежал свежий улов, и многие красноперые рыбешки все еще продолжали трепыхаться, не веря в свою близкую кончину.
— Ой, а это кто? — удивленно выпрямился один, увидев накатывающийся конный отряд только тогда, когда всадники уже огибали его немудреную повозку.
Вместо ответа один из воинов с восторженным выкриком вогнал граненый наконечник копья ему в грудь и промчался мимо, оставив холодное древко в теле еще стоящего на ногах, но уже мертвого человека. Второй рыбак, оглянувшись, успел отреагировать быстрее, поднырнул под копье и кинулся в сторону, бежать, перескочив через узкую установочную прорубь — но он был один, а оруженосцев, желающих показать удаль и мастерство, — больше десятка. Потому, вместо чистого поля, несчастный увидел перед собой сразу трех несущихся на него с копьями наперевес чужаков. От смертного ужаса он заорал во все горло и попытался остановить несущий гибель наконечник руками, и даже вроде смог отпустить его от груди вниз, но копье все равно вошло ему в живот, разрывая и выворачивая на лед внутренности, откинуло в сторону, прямо на прорубь. В чистой прозрачной воде, медленно уходя вниз, стали расплываться бурые кровавые разводы.
— Ты видел? Нет, ты видел? — громко спросил Курт де Леке, спускаясь со своего коня. — Я вогнал ему лэнс точно в сердце! Он рта раскрыть не успел!
Молодой воин поднял копье, в несколько рывков выдернул его из тела и принялся снегом счищать кровь.
— А мой как орал, ты слышал? — захлебываясь от восторга, отозвался другой оруженосец. — Он и крутился, и уворачивался, но я его все равно достал!
Остальные всадники, которым похвастаться оказалось нечем, просто столпились вокруг саней с рыбой и следили за происходящим у другого края озера. Там язычники услышали предсмертный крик, успели осознать опасность и кинулись врассыпную. Один по дикарской своей глупости даже заскочил в сани и принялся погонять лошадь — словно на повозке можно убежать от верхового.
Первым из троих рыбаков погиб тот, что кинулся к близкому лесу. Нагнавший его оруженосец очень красиво и даже изящно вонзил свое копье ему между лопаток, причем вогнал не наполовину древка, как де Лекс, а лишь самый кончик — ровно настолько, чтобы убить, но чтобы лэнс не застрял и его удалось сразу вытащить обратно.
Вторым попался тот, что удирал на санях. Пару раз оглянувшись, он понял, насколько быстрее мужицкой повозки скачут преследователи, спрыгнул с нее — но споткнулся, несколько раз перекувырнулся, и больше не вставал, поскольку рядом с ним уже начали стучать в лед кованые копыта. Наверное, язычник надеялся, что с высокого рыцарского седла достать его мечом не удастся, или что его примут за мертвого и не тронут — но один из всадников опустил копье и пришпилил рыбака ко льду — уже без всякого изящества, просто по необходимости.
Дольше всех прожил молодой безбородый и безусый паренек, бездумно кинувшийся бежать вдоль вытянувшегося на несколько миль озера. За ним погнались такой же юный Фридрих фон Фосс, пятый сын в довольно известной дворянской семье, и виконт де Поншартрен, которого отец, граф Монфор Симон Адольф желал воспитать настоящим воином, а потому доверил Ордену. Родовитые дворяне, скача в двух десятках шагов позади язычника, долго обсуждали, кому из них надлежит нанести смертельный удар — пока рыбак сам не рухнул на снег от усталости. Оруженосцы приблизились, остановились рядом. Паренек попытался встать, сделал пару шагов, упал на колени, окончательно обессиленный. Атаковать такую жертву по всем правилам воинского искусства орденцам показалось скучно, поэтому они просто потыкали ему в спину мечами и повернули к своим.
Дорога освободилась — и воинская колонна уже вытягивалась неспешным шагом на лед озера, больше не боясь быть обнаруженной неприятелем.
— Лошадь что ли из упряжи вырезать? — задумчиво предложил один из оруженосцев. — Будет заводной конь.
— Оставь, — посоветовал де Леке. — Все равно кетлеровский сын кому-нибудь из пеших ливонцев отдаст. Пусть начетник разбирается.
Рыцарские пажи поскакали в сторону головного отряда.
Ехавший первым дерптский епископ внимательно вглядывался в стену леса по левую руку. Поначалу она казалась неразрывный, но вот внимательный взгляд священника обнаружил просвет, черный всадник повернул туда, удовлетворенно кивнул и призывно махнул рукой. Протока со странным названием Быстрица, соединяющая два озера, начиналась именно здесь.
* * *
Зализа не верил, что Орден смог проникнуть в русские пределы, никак не выдав своих намерений ни торгующим в Ганзе торговым гостям, ни собирающим в Ливонии дань монахам, ни православным священникам, что наверняка предупредили бы единоверцев о грядущей опасности. Не верил. Но знал он и то, что самые глупые правила поведения рати в походе продиктованы большой кровью, пролитой русскими людьми во многих землях. Одно из них гласило: внезапно исчез разъезд — считай, что там подкрадывается враг. Веришь, не веришь — а обычай соблюдай.
— Боярин Мурат, — повернул он голову к осевшему в Северной Пустоши татарину. — Бери своих смердов и сыновей, да скачите по Ауте на день пути вперед.
— Вестника прислать, али как? — хищно оскалился шуйский волостник.
— Вестника ты в Бор зашли, пусть про мой дозор поспрошают. А сам, встретишь, не встретишь кого, всем разъездом к вечеру назад возвращайся.
— Понял, Семен Прокофьевич, — татарин поворотил коня и разбойничьим посвистом стал созывать своих витязей.
— А ты, Дмитрий Сергеевич, — повернулся Зализа к боярину Иванову, пройди две версты ниже по реке и поставь по обоим берегам ратников в засеку.
— Сделаю, Семен Прокофьевич, — кивнул тот.
— Феофан, разбивай лагерь. Вслепую я ополчение не поведу.
