Политический инструктор, из немецких эмигрантов, имел в клубе небольшую комнатку, где работал. Фамилия инструктора была Генрих Книпшильд. По профессии он был не то художником, не то графиком: он занимался не только пропагандой, но и снимал копии с картин Репина, Касаткина и Серова. Писал он также и портреты советских руководителей. Чувствовалось, что это был неплохой мастер.
Инструктор был средних лет. Он производил впечатление больного человека: дышал, как астматик, все лицо его было в мелких пятнышках.
Хорошо познакомившись с ним, я понял, что он убежденный антифашист. Стоило Книшпильду заговорить о Гитлере или услышать из уст какого-нибудь пленного офицера, пережившего окружение, что-то из фашистских лозунгов, как глаза его загорались гневом. Книпшильд всегда был готов ответить на любой вопрос. Когда инструктор видел, что кто-то находится в разладе с самим собой, он любил давать дружеские советы.
Генрих Книпшильд сидел за столом, накрытым красной материей. Перед ним на четырех скамейках сидели двадцать офицеров. Все коротко пострижены. На одном из них — форма танкиста, на остальных — полевая форма пехотинца. Все с орденами или орденскими планками. Большинство из них — члены антифашистской группы. Симпатизирующих, кроме меня, оказалось еще двое.
Инструктор поздоровался с присутствующими, назвав их товарищами. Свою лекцию на тему «Приход Гитлера к власти» он начал небольшим введением о Версальском мирном договоре. Я впервые узнал, что Советский Союз не подписал этого грабительского договора. При этом Книпшильд процитировал Ленина, который заклеймил политику империалистических держав. Не менее ошеломляющей была для меня оценка, которую лектор дал господствующим кругам Германии в вопросе о репарациях: всевозможные налоги тяжелым бременем легли на трудовые массы, а представители финансового капитала наживались на поставках. Гитлер демагогическими обещаниями обманул немецкий народ, свалив всю вину на экономическое положение страны, на Версальский мирный договор. В стране процветали шовинизм и реваншизм, отвлекая народные массы от борьбы за свои права.
Постепенно я привык к сухому языку доклада, пересыпанному иностранными словами. Как логично он говорил!
Затем лектор перешел к мировому кризису 1929 года и рассказал о событиях вплоть до 1932 года. Когда разразился кризис, мне было всего лишь пятнадцать лет. Кое-что печальное из того времени запало и в мою мальчишескую память, особенно огромные массы безработных.
На лекции я впервые услышал, что явилось причиной первого кризиса империализма, узнал, что в погоне за максимальными прибылями капиталистические державы значительно увеличили выпуск продукции, а покупательная способность трудящихся — как реальная, так и относительная — сильно упала. В период кризиса обострилась политическая обстановка. Массы требовали коренных изменений. Социал-демократическая партия с 1928-го по 1932 год потеряла миллионы своих избирателей. В то же время Коммунистическая партия Германии и Национал-социалистская рабочая партия Германии получили миллионы голосов. Банковские и индустриальные короли поддерживали нацистскую партию крупными суммами, опираясь на нее, как на буфер, в борьбе против растущего революционного движения. По этому поводу докладчик привел много конкретных примеров. В числе лиц, финансировавших нацистов, он назвал Стиннеса, Кирдорфа, Круппа и целый ряд других крупных промышленников. 27 января 1932 года Гитлер выступил перед ними в Дюссельдорфе, изложив свою программу. Папен помог Гитлеру захватить власть. 30 января 1933 года Гинденбург, исходя из интересов агрессивных кругов германского монополистического капитала, назначил Гитлера рейхсканцлером.
Книпшильд обвел взглядом присутствующих, словно проверяя, насколько внимательно они его слушают.
— Национал-социализм — это не что иное, как власть крупного финансового капитала. И как таковой он не имеет ничего общего ни с национальными, ли с социалистическими идеями. Если до 1933 года буржуазия осуществляла свою власть парламентарным путем, то теперь она перешла к открытой террористической диктатуре. Это была не «национальная» революция, а кровавая контрреволюция! Начало массового уничтожения собственного и других народов!
Беды для Германии начались задолго до начала войны. Особенно роковым днем для Германии стал день 30 января 1933 года. Опьяненные нацистской пропагандой, миллионы немцев приветствовали своего фюрера, не зная, что многих из них он превратит в могильщиков.
Если мы, товарищи, — продолжал докладчик, — спросим себя, можно ли было преградить дорогу фашизму, то на этот вопрос найдем только положительный ответ. Самой большой ошибкой был раскол рабочего класса. Всю вину за этот раскол несет Социал-демократическая партия Германии, которая отклонила предложения Коммунистической партии Германии по созданию единого антифашистского фронта. А какая это была бы сила! Что могли бы сделать Гитлер и его лакеи, если бы руководство СДПГ призвало трудящихся к проведению всеобщей стачки? Вспомним хотя бы тот факт, что в ноябре 1932 года на очередных выборах в рейхстаг за кандидатов СДПГ и КПГ проголосовали в общей сложности 13,2 миллиона избирателей, а за НСРПГ всего лишь 11,7 миллиона…
Фашизм сразу же зарекомендовал себя как жестокий, заклятый враг собственного народа и народов других стран. И теперь от немецких антифашистов не в последнюю очередь зависит, как долго фашизм еще будет совершать свои преступления.».
Доклад был закончен. После небольшого перерыва лектор спросил, будут ли к нему вопросы.
Вопросов не оказалось. Не потому, что их на самом деле не было. Просто стеснялись задавать их среди незнакомых людей.
— Давайте погуляем сегодня после обеда, — предложил мне Гроне, когда мы вышли из клуба.
— Согласен. Когда?
— Я предлагаю часа в четыре. В это время так хорошо побыть на воздухе. А сейчас я немного поработаю над новым номером стенной газеты.
Вечер в тот день действительно удался на славу. Мы медленно прогуливались вдоль забора. Солнце клонилось к горизонту, дул легкий ветерок.
— Ну что вы скажете о лекции инструктора? — спросил меня старший лейтенант.
— Он говорил о том, что пережито всеми. Но аргументация оказалась для меня совершенно новой.
— Да, я согласен с вами. Все эти события десяти-пятнадцатилетней давности хорошо знакомы нам, лично пережиты… И все же истинного их смысла мы тогда не понимали.
— Теперь-то мы знаем, что Гитлер вовсе не выдающаяся личность в истории Германии, как мы думали раньше, — сказал я. — Если я правильно понял Книпшильда, Гитлер — ставленник крупных капиталистов, для которых война — лучшее средство обогащения.
— Так оно и есть. А мы очертя голову бросились за ним. Мы верили тому, кого следовало ненавидеть.
— Моя вера в Гитлера умерла еще в последние недели окружения. Сегодня я его ненавижу. И в то же время нелегко желать ему гибели. Что станет с Германией, если война будет проиграна?
Гельфрид Гроне ответил не сразу. Мы молча шли рядом. Заходящее солнце наполовину скрылось за каменной стеной, окрасив горизонт в оранжевые тона.
