Над нами с воем проносятся снаряды русских и разрываются там, где мы были несколько секунд назад. Артогонь только подстегивает нас, заставляя действовать быстрее. Мы должны перехитрить русских наводчиков и обрушиться на вражеские позиции, будто дьяволы в людском обличье.
Опьяненные скоростью, оглушенные ревом двигателей, мы, прищурившись, вглядываемся вперед, туда, где затаился враг. Туда, куда наша артиллерия уже посылает смертоносный груз, туда, где земля уже пропитывается кровью русских солдат — там наша цель. Нас неумолимо притягивает незримый магнит разрушения. Словно обезумев, несемся мы навстречу смерти. В нашей машине четверо солдат, но только один сохраняет рассудок — водитель. Он мертвой хваткой вцепился в руль, а остальные, словно джигиты, повисли по бокам, готовые в любую секунду открыть огонь или же, спрыгнув, исчезнуть в ближайшем окопе. Эрих невозмутим, кажется, нет на свете ничего, что вывело бы его из равновесия. Торжество восточно-прусского духа над гибелью и тлением. Осознает ли он, что вот уже несколько минут ведет в атаку наш неустрашимый батальон? Что именно его машина задает темп атаки?
Впереди возникают первые русские. Мы видим искаженные ужасом лица. Солдаты в панике бросают оружие и бегут на запад. Мы несемся им вдогонку мимо окопов, мимо беспомощно лежащих раненых, проламывая систему обороны противника. Разрозненной толпой несутся русские на запад, где их поджидают наши саперы, чтобы собрать.
Но ведь где-то должны быть позиции русской артиллерии! Не останавливаться! Не прерывать гонку! Несколько вражеских грузовиков пытаются уйти — их тут же поджигают снаряды 2-см пушек нашей БМР. Мы, не останавливаясь, движемся мимо Новой Маячки к Старой.
Постепенно напряжение спадает. Теперь перед нами лишь голая степь — ни души вокруг. А позади — словно растревоженная муравьиная куча. И немцы, и русские помогают раненым.
Полковник Хитцфельд пожимает мне руку, потом кратко обрисовывает обстановку в 73-й пехотной дивизии, и наступление на восток продолжается.
В результате атаки пленено 554 русских солдата и офицера. Наши потери: двое убитых и двое раненых. Среди последних — один младший командир и два рядовых. Иными словами, атака удалась на славу, но с тех пор я больше никогда не отдавал приказа об атаке моторизованными средствами.
В сумерках мы успешно атакуем Каланчак. Подожжен вражеский бронетранспортер, 221 русский шагает в плен. Согласно данным разведки, на протяжении 10 километров восточнее Каланчака признаков неприятеля не обнаружено.
Около полуночи получаю из штаба 73-й пехотной дивизии приказ: силами батальона организовать смелую операцию и захватить Перекоп, ждать дальнейших распоряжений южнее Ишуна.
Ну, могу только сказать, что за все предыдущие кампании мне доводилось получать разные приказы, мало общего имевшие и с основами тактики, и управления войсками, но этот превосходит все. Неужели наделенные соответствующими полномочиями господа думают, что какая-то дерзкая операция на перешейке способна распахнуть перед нами ворота в Крым? Командиры рот обалдело смотрят на меня, после того как я изложил им приказ и ввел в курс дела относительно обстановки.
Крымский полуостров отделен от материка так называемым «Гнилым морем» — заливом Сиваш. Этот залив практически непроходим даже для десантных лодок вследствие малой глубины. В Крым можно попасть тремя способами — на западе через Перекоп, в центре по железной дорогe у Заликова, а на востоке через узенькую полоску земли под Геническом.
Перекопский перешеек составляет в ширину несколько километров, и по всей ширине его прорезает Татарский ров 15 метров глубиной. Местность здесь ровная, как стол, кое-где ее пересекают пересохшие русла рек. Эти русла с крутыми откосами, нередко довольно глубокие, называют здесь балками. Только их можно использовать в качестве естественного укрытия для войск. Строго на север от Татарского рва расположен древний и хорошо укрепленный город Перекоп. Проходящая через город Перекоп железнодорожная линия ведет на юг.
Вследствие весьма благоприятных условий для обороны, а также того, что за последние дни число взятых в плен русских подобралось к трем дивизиям, никто всерьез не верит, что перешеек сам упадет нам в руки.
12 сентября около 4 часов 30 минут утра мой батальон маршем отправляется к Перекопу. В 4 часа 55 минут установлена связь с командиром передовых частей 73-й пехотной дивизии майором Штиффатером. Майору предстоит соединиться с моим батальоном. Постепенно становится видимым горизонт. Взошедшее солнце одаривает степь разноцветьем красок и оттенков. Ни одной живой души, куда ни глянь. Только мои бойцы на ощупь пробираются вперед. Унтерштурмфюрер Монтаг возглавляет головной взвод. Унтершарфюрер Вестфаль — головное отделение. Я следую за головным взводом и с беспокойством вглядываюсь в линию горизонта, ища признаки передвижения противника. Никого. Только переливы красок на необозримой равнине. Южнее Ново-Александровки отправляю в разведку вдоль побережья взвод Бютнера.
Они должны следовать до Адамания. Там хорошие условия обзора местности севернее и южнее Татарского рва.
Внезапно замечаю на горизонте всадников. Они круто поворачивают и галопом направляются к Преображенскому. Их появление в корне меняет обстановку. Само село Преображенское расположено на небольшой возвышенности, видны лишь несколько домов. Мы внимательнейшим образом изучаем горизонт. Едем на внушительной дистанции друг от друга, сознавая, что тишина эта обманчива, что в любую секунду ее может нарушить вой снарядов. Русские не могут не воспользоваться столь благоприятными для обороны условиями.
Это спокойствие только усиливает висящую в воздухе напряженность. Ни одного русского солдата, ни мчащейся повозки или грузовика — верных признаков панического отступления, ничего. Степь совершенно безлюдна, одно это говорит о четко организованной обороне противника.
И снова мои бойцы, по пояс высунувшись, зависли на своих мотоциклах. Даже водители и те сидят чуть ли не вполоборота. Я еду, стоя на подножке машины. Мой же танк следует в колонне.
На часах 6 часов 05 минут. Отделение Вестфаля медленно подъезжает к первым домам Преображенского.
Въезд перекрыт огромной отарой овец, устремляющейся в степь. Вдруг тишину прорезает взрыв. Овцы вместе с комьями сухой земли взлетают в воздух. Жуткие предсмертные вопли гибнущих животных. Отара начинает походить на ад. Овцы попали на минное поле. Взрывы следуют один за другим. Пригнувшись, вздрагивая время от времени, мы ждем, когда же Советы откроют по нам огонь. Бойцы спрыгивают на землю — надо как можно скорее добраться до села и там закрепиться. Еще не прозвучало ни одного выстрела. Но мины свое дело сделали — отара представляет собой кровавое месиво, чудом уцелели всего несколько овец, да и те едва тащатся.
И вот долгожданные звуки войны! Снаряды, шипя, пролетают у нас над головами и разрываются где-то в районе следования колонны Штиффатера. Сначала русские ведут одиночный огонь, потом переходят на залповый. Я короткими перебежками несусь вперед, надо во что бы то ни стало добраться до первой хаты, чтобы оттуда обозреть местность до Перекопа. Вокруг стрельба, свист пуль и осколков. Падаю в пыль, краем глаза замечаю, как нечто темное взбирается на высоту и начинает палить по нам. Буквально в паре сотен метров от нас эта изрыгающая огонь и свинец змея замирает. Путь головным подразделениям перегорожен ощерившимся орудиями и пулеметами бронепоездом. Даю знак отступить. Стрелки-мотоциклисты на месте разворачиваются и широким фронтом устремляются назад. БМР ведут обстрел бронепоезда и под прикрытием дымовой завесы тоже отходят.
