Под звуки «Марсельезы» митинг закончился. У всех на глазах были слезы радости. Жители Палиссака пережили один из самых замечательных моментов истории своего города…
И вполне естественно, что сегодня вечером, в очередную среду, у Александра, который снова открыл свою парикмахерскую, разговор вертится вокруг темы дня. Тут собрались мясник Мерло, бакалейщик Булен, Жозеф Пейроль, инспектор Костдуа, жандарм Лажони и Бертон в своем капитанском мундире. Именно Бертона сейчас и бреет Александр…
— Господин Костдуа прав, — говорит между двумя взмахами бритвы Бертон, — на митинге было слишком много ораторов.
— Я не согласен с этим, — возражает Булен. — Мне еще не приходилось видеть ничего подобного. Люди готовы были провести всю ночь на митинге.
— И все же, — настаивает на своем Костдуа, — для одного раза чересчур много. Я не говорю о господине Серве, речь его была превосходна, но вот, например, эта молодая женщина, которая никому в Палиссаке не знакома…
— Выступление коммуниста было необходимо, — замечает Мерло.
— Конечно, конечно! Но можно было подыскать кого-либо из местных жителей, кто выступил бы покороче. Она говорила хорошо, я не стану этого отрицать, но, мне кажется, без всякой пользы. До нее все уже было сказано.
— А мне, например, ее упоминание о русских показалось очень правильным. Нравится нам это или нет, а надо признать, что без их помощи мы не сидели бы здесь.
— Так же, как и без помощи американцев, — вставляет Бертон.
Александр придерживает рукой его голову и делает грациозное движение бритвой.
— Я симпатизирую больше американцам и англичанам, чем русским, — заявляет Лажони. — Однако надо быть справедливым. Именно армии Сталина вывели из затруднительного положения всю Европу, тех же англичан и прочих… Что же касается коммунистов, то, конечно, можно не разделять их взглядов, но все же, когда нужно было сражаться с бошами, они всегда были тут как тут.
— Жандармерия тоже не устояла перед заразой, — говорит с иронией Костдуа. — Сегодня буквально все причисляют себя к коммунистам или членам Национального фронта.
— Ваша очередь, господин Костдуа, — объявляет Александр, раскрывая чистую салфетку.
Налоговый инспектор опускается в кресло вместо Бертона, который оправляет перед зеркалом складки мундира.
— Вы знаете, — говорит Бертон, очевидно, продолжая свою мысль, — в отрядах маки действовали американцы.
— Впервые слышу, — удивляется Лажони, — где же это?
— Одна группа спустилась на парашютах в нашем районе. Сегодня Распиньяк устраивает в их честь прием в замке.
— Ну а на кой черт они к нам пожаловали? — спрашивает Пейроль.
— Производили разведку. Они прибыли сюда, чтобы вместе с другими нанести немцам решительный удар, но им не представилось случая действовать.
Никто из присутствующих не поддерживает разговора на эту тему, и Булен снова возвращается к митингу.
— А наш мэр неплохо провел митинг.
— Он умеет это делать, — соглашается Лажони.
Инспектор Костдуа, с намыленным лицом, готов уже вставить свою реплику, но Александр, поднимая бритву, бесцеремонно поворачивает ему голову.
— Все-таки это было превосходно, — говорит Мерло. — Нам и впредь не мешало бы время от времени собираться на такие митинги…
— Комитет освобождения займется этим, — откликается Бертон и пускается в рассуждения относительно будущего Палиссака.
Александр кончает брить своего клиента и свертывает сигарету. Кресло занимает Пейроль.
— Привет честной компании!
Это входят, почти одновременно, господин Брив и доктор Серве. Бертон смотрит на часы и обращается к Костдуа.
— Вы пойдете к Тайферу? Давайте составим партию!
— Хорошо. Я играю с хозяином, как всегда. А вы?
— Не будете ли вы у нас четвертым, господин Пейроль?
— К сожалению, не смогу. Сегодня вечером у меня гости.
— Если угодно, — вмешивается господин Брив, — я могу быть вашим партнером, пока подойдет моя очередь. Александр, проследи, пожалуйста, за моей очередью!
— Есть, — говорит парикмахер. — Пожалуйте через час.
Все трое уходят.
— Видал? — обращается Серве к Пейролю. — Капитан-то поторопился сбежать.
— Что между вами произошло? — спрашивает Лажони.
— Была у нас одна история со складом оружия, а главное — вчерашний митинг. Он не может мне простить, что я предоставил трибуну Роз Франс. А что вы все скажете по этому поводу?
— Она говорила лучше всех, — высказывается Александр, чувствуя себя в кругу друзей. — За исключением тебя, конечно.
— Не валяй дурака. Я еле лыко вязал. А она, прямо скажу, — настоящий оратор.
— Что мне понравилось в ее выступлении, — говорит Булен, — так это то, что она без всяких обиняков бросила правду в лицо всем этим коллаборационистам и кагулярам. Костдуа это явно пришлось не по нутру, вы сами сейчас слышали.
— На мой взгляд, — вставляет Пейроль, — этого еще слишком мало. Среди них есть и такие — не буду называть имен, — кто во время войны здорово поднажился. Их тоже следовало бы разоблачить.
— Кого вы имеете в виду? — интересуется Лажони.
— Вы, я думаю, сами их знаете, пожалуй, даже лучше моего.
Жандарм делает выразительный жест.
— Не извольте беспокоиться, все это утрясется. Скоро мы увидим, как они начнут строить дома, покупать землю… Вот тогда-то сразу и выловим спекулянтов…
— А их немало, — говорит Пейроль. — Стоит только вспомнить обо всех этих сброшенных на парашютах грузах, которые не дошли до партизан! Там было не только оружие, но и деньги, кофе, масло… И все пошло «налево».
— Все это присылалось из Лондона, — вставляет Александр, — а, как говорят англичане, дело прежде всего…
— У нас здесь тоже имеются такие, кто ловко обделывал свои делишки, — говорит Серве, — хотя бы этот владелец галошной мастерской. Лучше бы он вчера вечером не распространялся так много насчет жертв…
— Я не думаю все же, чтобы он использовал сброшенное на парашютах для своих личных целей, — высказывает мнение Лажони.
— Однако он нажил кое-что за это время. До войны у него было всего одиннадцать рабочих, а теперь их уже двадцать пять или даже тридцать. Неизвестно, как это он сумел словчить…
— Да, не все участники Сопротивления такие, как Пораваль, — подает реплику Пейроль. — Этот действительно чист.
— И заслужил свои погоны.
— Если бы он остался на своей лесопилке, то мог бы сколотить капитал, как многие другие.
— Внимание! — предупреждает Александр. — Кто-то идет.
