Следует отметить, что Маршалл не полностью исключил возможность взятия Берлина, поскольку, «в сущности, город находится в центре главного удара». Однако у Объединенного комитета начальников штабов нет времени на то, чтобы уделять этой проблеме достаточно внимания. Скорость, с которой союзники углубляются в Германию, теперь столь велика, отметил Маршалл, что исключена возможность «пересмотра оперативных действий в рамках деятельности комитета». Закончил Маршалл ясным и безоговорочным одобрением Верховного главнокомандующего: «Только Эйзенхауэр в состоянии понять, как вести сражение и как в полной мере использовать изменение ситуации».
В свою очередь, измученный спорами Эйзенхауэр выразил желание изменить свои планы, но только в том случае, если получит приказ. 7 апреля он телеграфировал Маршаллу: «В любой момент, как представится возможность взять Берлин малой кровью, мы безусловно это сделаем». Однако он полагал, что «на данной стадии неразумно, с военной точки зрения, превращать Берлин в главную цель», поскольку русские находятся так близко от города. Эйзенхауэр подчеркнул, что первым «готов признать, что война ведется в политических целях, и, если Объединенный комитет начальников штабов решит, что взятие Берлина перевешивает чисто военные цели на этом театре военных действий, я перестрою свои планы и образ мышления для проведения этой операции». Однако Эйзенхауэр по-прежнему был уверен, что «штурм Берлина осуществим и полезен только в рамках следования общему плану (А) разделения германских сил… (Б) прочного закрепления левого фланга в районе Любека и (В) предотвращения любых попыток немцев создать крепость в южных горах».
Почти так же он ответил на следующий день Монтгомери. Монти продолжил тактику Черчилля и британских начальников штабов. Он попросил у Эйзенхауэра еще десять дивизий для наступления на Любек и Берлин. Эйзенхауэр его просьбу отклонил. «Что касается Берлина, — заявил Верховный главнокомандующий, — я вполне готов признать, что он имеет политическое и психологическое значение, однако гораздо важнее определить местонахождение остатков немецких войск, способных защищать Берлин. Именно на них я намереваюсь сосредоточить свое внимание. Разумеется, если у меня будет возможность взять Берлин малой кровью, я это сделаю».
В этот момент Черчилль решил покончить с разногласиями, пока они еще больше не ухудшили отношения между союзниками, и информировал президента Рузвельта о том, что считает вопрос закрытым. «В доказательство моей искренности, — телеграфировал он, — я воспользуюсь одной из моих немногих латинских цитат: «Amantium irae amoris integratio est». В переводе это означает: «Разлад в любви — любви возобновленье» (соответствует русской поговорке «Милые бранятся — только тешатся». — Пер.).
Однако пока за кулисами продолжались англо-американские разногласия из-за «SCAF 252» и целей наступления, войска союзников с каждым часом все глубже вторгались в Германию. Никто не сообщил им, что Берлин больше не является главной военной целью.
Глава 5
Гонка продолжалась. Никогда прежде за всю военную историю такое огромное количество войск не продвигалось так быстро. Состязательный дух англо-американского наступления был заразителен, и по всему фронту наступление приняло форму гигантского соревнования. В то время как общей целью армий были берега Эльбы и создание плацдармов для завершающего войну победоносного удара, каждая дивизия на севере и в центре Западного фронта была полна решимости достичь реки первой. А конечной целью, естественно, оставался Берлин.
В британской зоне 7-я бронетанковая дивизия — знаменитые «Крысы пустыни» — после Рейна практически не останавливалась. Генерал-майор Луи Лайн, командир 7-й армии, подчеркнул, что «после форсирования Рейна глаза всего личного состава должны быть нацелены на реку Эльба. И пока мы ее не достигнем, мы не будем останавливаться ни днем, ни ночью… Желаю удачи». Даже в самых тяжелых условиях «Крысы пустыни» преодолевали в среднем двадцать миль в день.
Ротный старшина Чарльз Хеннелл считал «справедливым то, что 7-я возьмет немецкую столицу в награду за долгий изнурительный военный путь, начавшийся в Западной пустыне». Хеннелл воевал в рядах «Крыс пустыни» с Эль-Аламейна. У старшины Эрика Коула было еще больше причин для того, чтобы войти в Берлин. Его, ветерана Дюнкерка, немцы сбросили в море в 1940 году. Теперь Коул готовился беспощадно расквитаться. Он постоянно придирался к экипажам, добиваясь безупречного состояния боевых машин. Коул планировал гнать немцев в авангарде 7-й армии вплоть до Берлина.
Британская 6-я воздушно-десантная дивизия двигалась во главе своих соотечественников в Нормандии вдень «Д» и была полна решимости оставаться в авангарде до самого конца войны. Сержант Хуг Макуинни слышал от немецких военнопленных, что, как только британцы форсируют Эльбу, враг «распахнет ворота и впустит их в Берлин». Хуг в этом сомневался. 6-я воздушно-десантная привыкла драться за каждую милю. Капитан Уилфред Дейвисон из 13-го парашютного батальона был уверен, что все будут мчаться к городу наперегонки, но не сомневался, что 6-я будет лидировать». Однако в штабе дивизии капитан Джон Л. Ширер начинал тревожиться: прошел слух, что «Берлин оставят американцам».
В американских воздушно-десантных дивизиях тоже об этом слышали, и беда заключалась в том, что в этих слухах совершенно не упоминались парашютисты. На базе, где много дней тренировались парашютисты 82-й воздушно-десантной дивизии генерала Джеймса Гавина, все уже прекрасно понимали, что о боевом десанте на Берлин не может быть и речи. Воздушно-десантная операция осуществится, если только неожиданный крах врага заставит ввести в действие план «Иклипс».
Только тогда возникнет необходимость сбросить парашютистов в Берлин с полицейской миссией. Но такой поворот событий казался маловероятным. Штаб Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами уже сообщил генералу Льюису Брэртону о том, что его 1-я воздушно-десантная армия скоро будет сброшена на лагеря военнопленных; кодовое название — операция «Джубилэнт» («Ликующий»).
Как бы ни стремились парашютисты освободить военнопленных, перспектива спасательной операции вместо боевой миссии не вызывала ликования в рядах десантников. Подобное разочарование царило и в других воздушно-десантных соединениях. «Первоклассные орлы» генерала Максвелла Тейлора из 101-й воздушно-десантной дивизии снова сражались как пехотинцы, на этот раз в Руре. Один полк из 82-й дивизии Гавина тоже послали туда. 82-ю воздушно-десантную также предупредили, что в операции по форсированию Эльбы она будет помогать 21-й группе армий Монтгомери.
Пожалуй, именно рядовой Артур «Дач» Шульц лучше всех выразил чувства личного состава воздушно-десантных дивизий. Забравшись в грузовик, направлявшийся в Рур, он цинично заявил своему приятелю, рядовому Джо Таллетту: «Итак. Я веду их в Нормандию, верно? И в Голландию, верно? Посмотри на меня, парень. Я — настоящий американец, и страна меня ценит. Они не хотят тратить зря свои деньги. Они не хотят тратить меня на Берлин. Ну нет, черт побери! Они хотят меня спасти! Тогда пусть сбрасывают меня на Токио!»
Но если воздушно-десантные дивизии пребывали в унынии, сухопутные войска бурлили от предвкушения.
