– Ной снова сеет смуту, – приступил к делу Элон. – Затеял строить огромный ковчег, работает усердно, а для чего ему тот ковчег, не говорит никому. Я послал слуг тайно измерить ковчег, оказалось, что в нем триста локтей длины и пятьдесят ширины, а сколько будет высоты – неведомо, ибо пока что ковчег поднялся от земли лишь на полтора локтя…
– Твоя новость успела протухнуть, – сказал Я вал и уже поднял руку, чтобы щелкнуть пальцами, но Элону было суждено умереть не сегодня.
– То не новость, а только начало, правитель! – воскликнул Элон, читая свой приговор в глазах Явала и содрогаясь от смертного страха. – Ной обратился к народу с дерзкими речами, призывал не подчиняться правителю, слугам его и законам, им установленным, а жить по совести…
– Он призывал к мятежу?! – Явал опустил руку, в гневе сжал унизанные перстнями пальцы в кулаки и пристукнул ими по подлокотникам трона.
– Н-нет! – после недолгого колебания ответил Элон. – К мятежу он не призывал, но призывал к неповиновению. Говорил «люди, отриньте законы неправедные и живите по законам добра и любви».
– Добра и любви? – переспросил Явал. – А как можно жить по закону добра и любви, он не объяснял?
– Говорил – любите друг друга и не делайте друг другу зла, делайте только добро.
«Это хуже, чем призыв к мятежу, – подумал Явал. – Это ведь намек на то, что ни правитель, ни законы его не нужны людям. Овцы возлюбят друг друга, овцы не будут делать друг другу зла и прекрасно обойдутся без пастыря? Как бы не так!».
– А еще говорит он про себя: «Я – правитель Я вал», – добавил Элон.
– Негодяй! – Я вал сплюнул себе под ноги, демонстрируя презрение к Ною.
Этот проклятый Ной был как песчинка в глазу правителя – ничтожный, а досаждает изрядно. Досаждал он давно, и тем, что говорил, не таясь, дерзкие речи, и тем, что никогда не кричал славу правителю, и тем, что всем своим поведением старался отличаться от других. Такие люди опаснее любого разбойника, ибо они посягают не на имущество подданных или самого правителя, а на основы правления. Явал, неукротимый в гневе своем, давно бы уже избавился от Ноя, если бы не одно странное обстоятельство. Всякий раз, когда правитель намеревался приказать схватить Ноя, заковать его в цепи и доставить в столицу, дабы здесь, после скорого суда, меч палача Асены оборвал бы никчемную жизнь гордеца, сердце его тотчас же сковывала черная тоска. То был не просто страх и не просто недомогание, а предчувствие скорой кончины и ужас от неотвратимости ее. Как будто чья-то холодная рука сжимала сердце Я вала и не отпускала до тех пор, пока он не переставал думать о Ное.
Испытав подобное дважды, Явал призвал к себе ворожею Агуну, искусную гадалку, умеющую прозревать будущее и осведомился у нее о причине такого беспокойства. Агуна гадала по лопатке черного барана, бросала расплавленный воск в воду и жгла травы, всматриваясь в их дым, а после испросила себе пощады и объявила, что причина беспокойства в том, что дни правителя Явала короче дней Ноя. «Смерть правителя нашего Явала, – сказала она, – наступит раньше смерти Ноя, сына Ламехова, но насколько раньше, то мне неведомо». И еще добавила, что дым от волшебных трав сначала поднимался ввысь, а потом вдруг начал стелиться понизу и означало это, что любое зло, направленное против Ноя, вернется к правителю Явалу.
Агуна дважды предсказывала опасность для Явала и оба раза угадала. В один из дней военачальник Семвел пронес на совет вельмож меч, спрятав его под одеждами, но был разоблачен, поскольку Агуна указала на него, и обезглавлен на глазах правителя. В другой раз невольница, подаренная правителем земель Сар, данником Явала, спрятала в своих густых волосах острое шило, смазанное ядом, добываемым из растения урай. Одной небольшой царапины было бы достаточно для того, чтобы убить, но Агуна сказала: «Женщина, что явится завтра к правителю, принесет в волосах своих смерть», и Явал проявил предосторожность. По его приказу, слуги проверили волосы невольницы и нашли там смертоносное шило. Коварному правителю Сар Явал отплатил той же монетой, подослав к тому наемных убийц. Наемные убийцы предпочтительнее суда, ибо избавляют от врагов быстро, не привлекая к ним лишнего внимания. Зачем жителям земли Сар знать, что их правитель замышлял недоброе против Явала, своего повелителя? Пусть лучше неверного тихо сменит преданный. Все люди смертны, и правители земли Сар не исключение из этого правила.
В последнее время Агуна ничего путного не предсказывала, ссылаясь на то, что будущее затянуто непроницаемой черной пеленой, но, тем не менее, отпустив Элона, Явал призвал ее к себе посоветоваться. Помимо умения прозревать будущее Агуна отличалась острым умом и могла дать хороший совет.
Кроме нее, никто не советовал правителю. Все прочие приближенные только поддакивали, соглашаясь со всем, что говорил Явал. С одной стороны, это радовало правителя, ибо не перечат только сильному, которого боятся, с другой же – приходилось надеяться только на себя и никого более. Что сам решишь, то и решишь, все сам, сам, сам… А порой ведь и сомнения одолевают, колеблешься, как поступить – так или не так. Никто, кроме Агуны, не мог подсказывать правителю или советовать ему. Хорошо зная нрав Явала, Агуна никогда не противоречила ему открыто и не вступала в спор. Если она хотела высказать нечто, идущее вразрез с мнением правителя, то прибегала к притчам или преданиям, которых знала великое множество. «Рассказывают, что Кенан, сын Эноша, оказавшись в подобном положении, сделал так-то и так-то…». Совет, преподнесенный в такой форме, не заключал в себе обиды для правителя, ибо, по существу, никакого совета не было, был всего лишь случай из прошлого, и только сам правитель решал, стоит ли ему поступать так же или не стоит.
– Что делать мне с Ноем, сыном Ламеховым? – спросил Я вал, стоило только Агуне предстать перед ним.
Ворожея Агуна принадлежала к знатному роду Дилав и оттого приветствовала правителя лишь поклоном, не преклоняя колен перед ним и не упираясь лбом в землю.
– Не делай с ним ничего, о, правитель, – не раздумывая, ответила Агуна, и взор ее затуманился, словно она прозревала будущее. – Не делай худого Ною, сыну Ламеха, и не получишь зла для себя.
– От него я уже получил зло! – вспылил Явал. – Он – непокорный и дерзкий, и я опасаюсь, как бы не стал он примером для других.
– Он добродетелен, – ответила Агуна, – но добродетель сейчас не в почете. Сомневаюсь, чтобы кто-то брал с него пример. Скорее, люди станут насмехаться над ним, ну и пусть насмехаются.
– Важно не это! – раздраженно прервал ее Явал. – Я послал за тобой, чтобы ты помогла мне определиться с решением! Сколько это будет продолжаться? Как долго Ной будет противостоять мне? И как избавиться мне от него?
Сказав последнюю фразу, Явал почувствовал, как сердце снова наполнилось тоской. «Избавиться можно по-разному, – подумал он. – Не обязательно рубить голову, можно посадить в темницу, и пусть сидит там». Явал поморщился и потер пятерней грудь, словно желая выдавить неприятное из нее. «В темнице он будет цел и невредим, но безопасен для меня. Кого он может смущать в темнице? Стражников? Тех не смутить, они ко всему равнодушны, кроме того жалованья, которое плачу им я. Не убивать и не выпускать на волю… А что – хорошая мысль, и как она только раньше не пришла мне в голову?».
