– Вы что же, серьёзно намеревались отправиться в кунгасах на Сахалин? – спросил Пепеляева начальник красного экспедиционного отряда Степан Вострецов, кивнув на груду свежеструганых лодочных вёсел в углу просторной комнаты.
– Намерения сдаваться вам я не имел, – ответил Анатолий Николаевич.
– Принимайте правильное решение, генерал. Принимайте. Я к вам потому и пришёл один, чтобы избежать лишней крови. Надеюсь, это вы поняли?
– Я знаю, что вы человек бесстрашный.
– Не в бесстрашии дело, Анатолий Николаевич. Когда с наше повоюешь, начинаешь понимать, что личное мужество – это ничто рядом с десятками и сотнями загубленных жизней. Потом, я тоже совсем не в восторге от того, как развивалась наша революция. Но народ свой выбор сделал.
– Вы просто народ обманули и продолжаете его обманывать.
– Возможно. Но вера людей в наше дело обязывает нас слушать и слышать свой народ. Значит, мы скажем ему и правду. А вот кто мешал слушать свой народ вам и вашему царю-батюшке? Или не понятно было, что война с немцами всем осточертела? Или вы тоже считаете, что революцию у нас сделали немцы с евреями?
– Оставим это. Что нас ждёт в случае сложения оружия?
– Суд. Я думаю, добровольную сдачу он учтёт.
– Как ваш суд что-то учитывает, мне известно.
– Вам ничего не известно. Вы, как выясняется, даже не знали, что уже полгода как существует Союз Советских Социалистических Республик. Вы здесь, в прямом смысле слова, одичали. Вот, что они у вас такое делают? – спросил Вострецов, разглядывая через мутные стёкла окна большой костёр во дворе, рядом с которым были разбросаны куски бересты, а вокруг, точно в ритуальном танце дикарей, двигались двое неопрятных добровольцев.
– Дёготь вытапливают, – обыденно ответил Пепеляев.
– Как это? Никогда не видел.
– Костёр – это только видимая часть процесса. Самое важное происходит в земле. В яму ставится металлическое ведро. Сверху водружается железная бочка с небольшим отверстием в дне. В бочку плотно забивается береста. Всё это накрывается крышкой. Присыпается землёй. Сверху разводится костёр. Береста томится, выделяется деготь, который по капельке стекает в ведро, – объяснил Пепеляев.
– Так сказать, готовится ваша ложка дёгтя в нашу бочку мёда, – пошутил Вострецов.
– Позаботьтесь лучше о своих воротах в светлое будущее. Думаю, вам их ещё не раз придётся от дёгтя оттирать, – неожиданно даже для самого себя едко заметил в ответ Анатолий Николаевич.
– Я прощаюсь с вами. Совещайтесь. Принимайте решение. Завтра утром в десять ноль-ноль буду принимать капитуляцию вашего батальона, – стал прощаться с генералом Вострецов.
Прямое напоминание о малочисленности его дружины больно кольнуло самолюбие генерал-лейтенанта Пепеляева. Было в этом упоминании и нечто символическое. Последняя его должность в старой армии была «начальник батальона». После командования целыми армиями под его началом опять оказался батальон. Причём батальон не полного состава.
– Свои погоны и ордена, если желаете, можете не снимать, – продолжал Вострецов. – По-хорошему, Анатолий Николаевич, им место в музее. Вы, по всему видать, последний белый командующий и последний белый генерал на территории СССР. Можно сказать, историческая личность – не нам чета.
Вскоре на многие годы оба они исчезнут из истории. Наверное, для того, чтобы появиться в ней вновь и своими судьбами хоть что-то объяснить потомкам о непростом, кровавом времени, в котором они всё же оставались людьми. И бывший прапорщик Вострецов, в разное время награждённый тремя Георгиевскими крестами и четырьмя орденами Красного Знамени, и генерал Пепеляев – тоже кавалер, обладатель золотого оружия за храбрость. О судьбе орденов и наградного оружия Анатолия Николаевича автору ничего доподлинно не известно. Возможно, они и вовсе были оставлены генералом в Харбине.
Вострецов даже не предполагал, насколько он был прав, когда объявил Анатолию Николаевичу Пепеляеву, что он историческая личность. Судьбе было угодно сделать так, чтобы именно Сибирская добровольческая дружина под командованием генерал-лейтенанта Пепеляева действительно оказалась последним крупным белогвардейским формированием на территории СССР. На долгие годы этот факт был большим историческим неудобством и хронологическим казусом, ставившим под сомнение саму официальную дату окончания Гражданской войны. Тридцатого декабря тысяча девятьсот двадцать второго года Первым съездом советов был утверждён договор о создании Союза Советских Социалистических республик. Сам факт воссоздания государства почти в прежних границах не предполагал продолжения гражданской войны на его территории. И на долгие годы отечественные историки датировали окончание Гражданской войны декабрём 1922 года. Но только через полгода, в двадцатых числах июня, года двадцать третьего, последний крупный белогвардейский отряд под командой Пепеляева сложил оружие.
Указывать точные даты гражданских столкновений – дело не благодарное. Гражданские войны могут продолжаться не одно десятилетие, меняя формы, методы и способы противостояния. Подобно пожару в глубине торфяника, они могут едва заметно тлеть и едва заметно гореть годами, готовые в любой момент вырваться на поверхность и в одночасье захватить в свои испепеляющие объятия молодой лес. И первые большевики как никто другой это знали. Соотношение понятий пространства и времени всегда было сложным для человеческого восприятия и понимания. Двадцатые, а вслед за ними тридцатые годы, не успев закончиться, превращались в некое ощущение в человеческой памяти, переставая быть и временем и пространством как таковым. Два десятилетия русской истории XX века, казалось, потеряли внутреннюю хронологию и быстро превратились в нарицательные – «двадцатые» и «тридцатые»… Послереволюционные и предвоенные годы… Было любопытно поинтересоваться, кто и чем занимался в летние месяцы 1923 года из других героев этого повествования.
Шестнадцатилетний пограничник и активный участник Гражданской войны Павел Судоплатов был направлен на комсомольскую работу, чтоб через два года снова вернуться из комсомола в систему ОГПУ.
Командир Бузулукского конного полка Георгий Жуков летом готовился к учениям. С блеском их провёл. В финале показательно продемонстрировал элементы «немого учения» лично, отдавая команды исключительно шашкой. Выполнив череду построений, движений, заходов, поворотов, остановок и равнений, кавалерийский полк Жукова по той же немой команде шашкой развернулся в лаву и с шашками наголо, с громогласным «ура!» «атаковал» пригорок, на котором находился командир дивизии Г.Д. Гай.
– Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь! – с сильным кавказским акцентом, подняв руки вверх закричал комдив, затем, подъехав к Жукову, добавил: – Спасибо, большое спасибо.
Об этом времени через годы Георгий Константинович отзовётся такими словами: «Командир части, который хорошо освоил систему управления полком и способен обеспечить его постоянную боевую готовность, всегда будет передовым военачальником на всех последующих ступенях командования, как в мирное, так и в военное время».
