Генерал пригласил девушку присесть — тем же светски-разлюбезным тоном, каким на памятном балу приглашал на танец.
Она опустилась на стул. Пышные юбки громко зашуршали. Андрей Иванович внимательно рассматривал невольную гостью своего родного учреждения.
— Вы слишком взволнованны, понимаю, — едва ли не промурлыкал он. — Но не бойтесь, нам предстоит лишь беседа… от которой зависит ваша дальнейшая судьба, Наталья Алексеевна.
И снова молчание, и пронзительный взгляд начальника Тайной канцелярии. Девица Вельяминова хорошо запомнилась Ушакову с бального знакомства. Он насмешливо улыбнулся, вспоминая, как бушевал вчера Лесток! «Я дал слово господину Фалькенбергу! Да и зачем вам эта девушка? Какой от них от всех прок, от этих жеманных дур?!»
— Я что-то в ней жеманную дуру не разглядел, — пожал тогда плечами Андрей Иванович. — А вот показания ее могут оказаться ценными. Если от нее не будет проку, тогда, конечно же, отпустим.
Лесток был раздосадован, и гордость его весьма страдала.
— Вы не подумали — а ежели вся семейка в сговоре? — продолжал генерал-аншеф. — Где сейчас Александр Вельяминов, можете сказать? Не забывайте, кому сей господин усердно служит!
Лесток передернул плечами, но промолчал. Про себя он с последним доводом охотно согласился.
— И, кроме того, какое дело может быть господину Фалькенбергу до сей девицы? Ее красота столь его приворожила? Так позор нам на подобные глупости откликаться, когда речь идет о покушении на Государыню!
— Но, ваше превосходительство! — вновь вскипел Лесток. — Я, смею вам напомнить, — не последнее лицо в следственной комиссии по сему делу, и полномочия мне даны самой Государыней!
— Еще более, стало быть, граф, удивляюсь, вашей чувствительности. Делу она пользы не принесет, поверьте.
Лесток только рукой махнул и отстал.
И вот Наталья — перед Ушаковым. С легкой скользящей улыбочкой, с самым любезным выражением лица он осведомился:
— Вам, Наталья Алексеевна, должно быть известно, что дядя ваш, полковник Василий Иванович Вельяминов, находится ныне под арестом?
Наталья так и ахнула.
— Дядя? За что?!
— Вот об этом мы с вами и потолкуем! — закончил короткое вступление Андрей Иванович. — И я попрошу вас припомнить, сударыня, сколько раз вам приходилось слышать от дядюшки речи, поносящие Государыню?
— Я… я ничего такого не слышала… — с трудом отвечала Наталья.
— Лжете, — пренебрежительно бросил Андрей Иванович. — Да и неумело лжете. Я склонен полагать, что сами вы к сей мерзкой крамоле не причастны. Но тогда зачем вам выгораживать полковника Вельяминова, который, верно, совсем разум потерял, ежели с заговорщиками сношения имел.
— С… с какими… заговорщиками?
— Матушка моя, — генерал изменил тон, — полно дурочкой прикидываться!
Но он видел изумление в черных блестящих глазах, в лице — растерянность и непонимание.
«Неужто так ловко притворяется?»
— Может быть, вы еще скажете, что понятия не имеете о заговоре, давеча раскрытым господином Лестоком? — почти насмешливо протянул Андрей Иванович, перебирая бумаги на столе и лишь искоса взглядывая на Наталью. — О намерении злодеев отравить Государыню, о том, что главные виновники находится под стражей?
Большие глаза еще шире раскрылись. Ушаков бросил бумаги.
— Вы что же, — повторил он резко, — не знаете того, о чем весь Петербург болтает вот уже несколько дней? Все — от придворных до простолюдинов!
Девушка отрицательно покачала головой.
— А может быть, вы еще скажете, что и исчезновения дяди не приметили?
— Я заметила, — тихо сказала Наталья, — но не придала значения… Он часто по несколько дней гостил у друзей.
Теперь генерал вновь рассматривал ее с нескрываемым интересом.
— Так-так… А не удовлетворите ли мое любопытство, сударыня, — что же за причина сего неведения? Вы что же, монахиней-затворницей, что ли, живете?
— Я не лгу вам! — возмутилась Наталья. — И… знала ли я, не знала — какое это имеет значение?
— Здесь мое дело, голубушка-сударушка, спрашивать, — едва ли не пропел Андрей Иванович. — А ваше — ответствовать без рассуждений. Стало быть, о заговоре вы и не слыхивали?
— Нет. Я… я не выходила несколько дней из дома… не разговаривала ни с кем.
— Именно в эти дни? Как странно…
— Так уж случилось. — И выпалила невольно: — Меня оставил жених!
— О! Сие меняет дело, действительно… да. Господин Белозеров, насколько припоминаю?
«Он и это знает!» — почти с ненавистью подумала Наталья.
— Да, знавал господина Белозерова, помню его, — продолжал Ушаков. — Как его здоровье драгоценное?
Наталья внезапно ощутила, как накатывается на нее удушающая волна отчаянного гнева.
— Сейчас — прекрасно! От знакомства с вами он оправился гораздо быстрее, чем можно было предполагать.
Генерал-аншеф усмехнулся.
— Ясно. Напрасно вы так разгорячились.
«А он этого и ждал! — поняла Наталья. — Он издевается надо мной…» Но Ушаков продолжил уже совершенно серьезно.
— Не стоит возноситься над нами, Наталья Алексеевна, над покорными рабами Ее Императорского Величества. Ныне царствует Государыня Елизавета Петровна, и наш долг — оберегать ее спокойствие и здравие. Однако когда нынешняя Императрица была еще Цесаревной, и Престол законно принадлежал Их Императорскому Величеству Государыне Анне Иоанновне, разве не преступной дерзостью было со стороны вашего жениха… или, простите, теперь уж просто господина Белозерова, замышлять заговор против законной правительницы? Любой заговор — дело богопротивное.
— А то, что ныне царствующая Государыня взошла на Престол благодаря заговору?.. — вырвалось у Натальи. И она увидела, как растягиваются в торжествующей улыбке губы генерала. Но Андрей Иванович тут же повернулся к тихому человечку:
— Это не записывай, Степан. Да, — отвечал он Наталье, — Богу угодно было покровительствовать дочери Великого Петра. Не наше это дело — постигать Промысел Божий, наше дело — смиряться перед благой Его волей. И те, кто смеют утверждать, что Государыня взошла на трон незаконно, «благодаря заговору», выказывают себя противниками не только монаршей, но и Божьей воли. Следует ли таким сострадать и выгораживать их?
Дверь чуть приоткрылась, показалась чья-то голова, на что Ушаков внимания не обратил, а скромный человечек встал из-за стола, подошел к генералу, что-то шепнул ему.
— Да, Степан, иди.
Тот, кого звали Степаном, вышел.
— Так, Наталья Алексеевна, — вернулся Ушаков к прерванному разговору. — Следует ли, спрошу я вас, забывать о вашей верноподданническом долге ради превратно понимаемого долга семейного и отрицать очевидное? Ваш дядя, несомненно, знал о дерзновенном преступном замысле госпожи Лопухиной и графини Бестужевой лишить Государыню жизни, дабы вернуть Престол малолетнему Иоанну Антоновичу…
