— И после этого вы утверждаете, — снова обратилась Жанна к адмиралу, — что мадам Екатерина не желает вам ничего плохого, а наоборот, искренне любит вас?
— Но почему? Почему я должен опасаться короля и его матери?
— Потому, что она хочет отделаться от вас.
— Но каковы ее мотивы?
— Что ж, я объясню вам. Едва вы разобьете Филиппа и избавите Нидерланды и Фландрию от испанского владычества, как вас станут величать национальным героем и увенчают лаврами победителя и искусного полководца до такой степени, что сама королева-мать окажется в тени. Будут говорить только о вас, а о ней — ни слова. Этого первенства она вам не простит. Вспомните герцога де Гиза. Знаете, что король до сих пор мечтает убить его, а вдовствующая королева откровенно ненавидит? Не задумывались, почему? Потому что он снискал славу и популярность, как в народе, так и в придворных кругах не только Франции, но и всех европейских дворов. Король с его матерью, естественно, остались в тени. Уяснили теперь причину этой ненависти? Но Гиз богат, знатен и могуществен, избавиться от него не так-то просто, а вот с вами они разделаются в два счета. Теперь «вы понимаете, надеюсь, что вам не надо ехать ко двору? Никакой войны не будет, значит, вас просто заманивают в ловушку, из которой вам уже не выбраться. Но, повторяю, случись этот поход и одержи вы победу — вам и в этом случае не миновать гибели. Вспомните итальянские войны. Кто вел войска и одерживал победы? Вы и Франциск де Гиз. Кто отбирал у англичан и возвращал Франции ее города? Вы и Франциск де Гиз. А кто в конечном итоге стяжал себе славу и был увенчан лаврами победителя? Тот, кто сидел во дворце и объявлял себя главнокомандующим всех войск, Тот, кто воздействовал на разум и поступки короля через свою союзницу Диану де Пуатье. Коннетабль Франции Анн де Монморанси, ваш дядя! Попробовали бы вы или Гиз оспорить у него право победителя! В лучшем случае вы оба окончили бы свои дни в Бастилии, в худшем — на эшафоте, обвиненные в государственной измене. Но сейчас не те времена, и его сын не ровня отцу. Победителем по праву будете вы, но этим же вы и наживете себе смертельного врага в лице вдовствующей королевы Екатерины Медичи.
— Все это так, мадам, — решительно объявил Колиньи, и по его тону, Жанна поняла, что ей не удалось его убедить, — но я все же вернусь ко двору. К этому обязывает меня мой долг вассала, поскольку я не являюсь суверенным государем в отличие от вас. Я всего лишь адмирал французского королевства, подданный его величества короля Карла IX, которому я обязан служить.
— Жанна устало вздохнула. Старик словно ослеп, будто заколдован, и сам сует свою голову в пасть к тигру. Но довольно. Ее терпению и доводам пришел конец. Теперь она должна подумать о сыне. Это важнее.
— Анри, — сказала она ему, — ты знаешь, что решается твоя судьба. Они зовут тебя, чтобы обратить в свою веру. Тогда гугеноты лишатся своего вождя — наваррского короля. Хорошо подумай, сын мой. Станешь мужем принцессы — будешь никем. Станешь супругом Елизаветы — будешь королем. Твоя сестра тоже станет королевой Шотландской — должность вакантная, поскольку Мария Стюарт сидит в тюрьме. Двоякая польза нашей религии, и от тебя сейчас зависит ее судьба, ибо твое решение — глас Божий для нас всех.
Генрих не торопился с ответом. Подождал, не скажет ли кто-то что-нибудь еще. Но все молчали. Все уже было сказано.
Подал голос Лесдигьер:
— Сир, вы должны помнить, какой вы нации и где ваша родина. И вовсе не обязаны менять веру, о чем они будут неустанно хлопотать. Надо быть хитрее.
— Вот именно, Лесдигьер, хитрее! — воскликнул Генрих Наваррский и оглядел всех собравшихся.
Они смотрели на него и молча, ждали его ответа. Если он поедет в Англию, он потеряет наваррское королевство, а они — своего вождя и короля.
— Действительно, — объявил он в гнетущей тишине, — я буду никем в семействе Валуа, но со мной останутся моя Франция и мой трон. В Англии я буду жить как узник старой королевы. Да, выбора у меня два, но Божье предназначение одно. Будущее религии в наших руках, а мое слово — это глас Божий. Я буду служить Франции. Я сохраню мою веру и останусь верным сыном своей отчизны. Я выбираю толстуху!
Колиньи не выдержал, вскочил с места и потряс Генриху руку. Следом поднялся Ла Ну:
— Сир, позвольте мне поздравить нас всех, ибо решение ваше мудро, и тоже пожать вашу руку.
За ним подошел Людвиг Нассау:
— Я не сомневался в вашем ответе. Я знал, что вы патриот своего отечества и не променяете его ни на какие туманные дали и призрачные обещания старой королевы.
Конде улыбнулся и хлопнул Генриха по плечу:
— Как мог бы ты уехать, коли здесь остается твой кузен Генрих Конде, который любит тебя!
— Вот видите, Лесдигьер, — произнесла Жанна, — нам не пришлось уговаривать моего сына. Рука провидения направила его на нужный путь, и он принял верное решение.
— Я нисколько и не сомневался в этом! Только такая мать, как вы, ваше величество, могла родить и воспитать такого сына. Сир, я восхищен вами. Знайте отныне, что преданнее слуги вам не найти.
— Благодарю вас, Лесдигьер. Я вспомню ваши слова, когда стану королем Франции.
— Всегда к услугам вашего величества.
— А пока, — добавил Генрих, — роль супруга английской королевы мы предоставим одному из наших кузенов Валуа — Анжу или Алансону. Они должны быть мне за это еще благодарны.
— Итак, — сказала Жанна, — что мы ответим послу?
— Что брак — дело решенное, — заявил Колиньи.
— Но у меня есть условия, касающиеся их интересов. Переговоры о женитьбе закончены, теперь я буду ждать выполнения своих условий. А на свидание с мадам Екатериной я поеду одна, ты, Генрих, останешься здесь. Им не удается так скоро заполучить тебя и засадить в клетку, именуемую Лувром.
Генрих схватил мать за руку:
— Я не пущу тебя одну, мама! Они отравят или убьют тебя!
— Им это будет затруднительно сделать, ведь со мной будут мои верные друзья — Лесдигьер и Шомберг, а они вдвоем стоят роты жалких ублюдков. К тому же я принимаю противоядия, ты знаешь.
— Они найдут еще какой-нибудь способ!
— Пусть только попробуют. Я возьму с собой своего врача, он сумеет отличить ложь от истины. Со мной поедет Конде, ему пора познать прелести и тайны французского двора.
— Мадам, я только что хотел сам просить вас об этом, — встал Конде и поклонился Жанне.
— Вот и отлично. Завтра посол отправится в обратный путь и передаст мадам Екатерине те условия, которые я ей поставлю. Как только она даст ответ, мы начнем собираться в дорогу.
Жанна еще раз попробовала тщетно отговорить адмирала от поездки. Пусть едет, решила королева. Господь не даст его в обиду, а ей тем временем надо подумать о себе. Лесдигьер по нескольку раз в день напоминал ей о необходимости всерьез заняться своим здоровьем. О том же твердил ей врач, и 5 сентября, за три дня до рождества Богородицы, Жанна, распрощавшись с адмиралом и жителями Ла Рошели, отправилась в По, в свой родной край, где были горы и чистый воздух. С нею вместе уехали ее дети, супруги Конде
[6]
, Лесдигьер, Шомберг и весь ее двор. Немного поразмыслив, Нассау решил отправиться вместе с ними, тем более что Жанна сама просила его.
