Все это я уже слышал.
– Затем обошел вокруг дома и, подойдя к склону, увидел его, придавленного трактором.
– Мне это известно, Томас.
– Я столкнул трактор с него. Это было тяжело, но мне удалось. А папа так и не поднялся. Тогда я бросился в дом и позвонил в полицию. Они приехали и сказали, что он мертв.
– Знаю. Ты натерпелся страха.
– Он все еще там.
Да, трактор. Мне нужно было бы поднять его наверх и запереть в амбаре. Он так и остался у подножия холма. Я не знал, заведется ли мотор. Как я понял, топливо вытекло из бака, пока машина оставалась перевернутой. Впрочем, в амбаре всегда хранилась канистра с бензином.
– Есть вещи, которые нам необходимо обсудить с тобой, – произнес я. – Например, что мы будем делать теперь, когда папы нет, и все такое.
Томас кивнул.
– Я как раз подумал, – сказал он, – нельзя ли мне развесить карты на стенах в его спальне? У меня почти не осталось для них места. Я помню, что папа и мама строго запретили мне прикреплять их на первом этаже или на лестнице, но ведь его комната на втором этаже. Вот я и хотел спросить, как ты отнесешься к этому. Он ведь там больше не спит. И мамы тоже нет. Наверху вообще не спит никто.
Это было не совсем так. Пустовавшую прежде спальню рядом с комнатой Томаса поначалу занял я, поскольку мама всегда стелила мне там во время моих редких приездов. Но прошлой ночью я перебрался дальше по коридору, в бывшую спальню отца, потому что вынужден был слушать проникавшие через стену звуки щелчков «мыши», что скоро сделалось невыносимым. Я даже один раз поднялся среди ночи и попросил Томаса выключить компьютер, но он мою просьбу проигнорировал, и мне пришлось сменить комнату. Первое время я чувствовал себя не совсем уютно, ложась под одеяло отцовской кровати, но скоро перестал думать об этом. В эти дни я очень уставал, да и по натуре не слишком сентиментален.
– Ты не можешь жить в этом доме один, – заявил я.
– А разве я один? – возразил брат. – Ты ведь со мной.
– Наступит день, когда мне придется вернуться домой.
– Но ты же дома. Твой дом здесь.
– Это вовсе не мой дом, Томас. Я живу в Берлингтоне.
– Берлинтон, штат Вермонт, Берлингтон, штат Массачусетс, Берлингтон, штат Северная Каролина, Берлингтон, штат Нью-Джерси, Берлингтон, штат Вашингтон, Берлингтон в провинции Онтарио, Канада…
– Томас!
– Я просто не был уверен, известно ли тебе, как много есть других Берлингтонов. Следует выражаться точнее. Нужно говорить: Берлингтон, штат Вермонт, – иначе люди не поймут, где ты живешь.
– Мне казалось, что уж ты-то это знаешь. Но ты все равно хочешь, чтобы я так поступал? То есть каждый раз, сообщая тебе, что еду в Берлингтон, добавлял «штат Вермонт»? Тебе это нужно?
– Не сердись на меня!
– Я не сержусь. Но нам действительно необходимо обсудить нечто важное.
– Хорошо.
– Когда я вернусь к себе домой, то буду волноваться, потому что ты останешься здесь совсем один.
Томас улыбнулся, показывая, что беспокоиться не о чем.
– Со мной все будет в порядке.
– Но в этом доме всем занимался папа, – возразил я. – Готовил еду, делал уборку, оплачивал счета, ездил в город за продуктами, проверял исправность печи и вызывал мастеров, если случалась серьезная поломка. Все остальное он умел чинить сам. Если отрубалось электричество, отец спускался в подвал и переключал предохранители, чтобы снова дать свет. Ты знаешь, где находится щиток с предохранителями?
– Печка работает отлично, – пробормотал Томас.
– У тебя нет водительских прав, – продолжил я. – Как же ты собираешься снабжать себя продуктами?
– Буду заказывать доставку.
– Но ведь дом находится далеко. И потом, кто будет отбирать в магазине еду, которая тебе нравится?
– Ты знаешь, что мне нравится.
– Но меня же здесь не будет.
– Тогда ты сможешь приезжать. Хотя бы раз в неделю. Привозить мне еду, платить по счетам, проверять печку, а потом возвращаться в свой Берлингтон, – он сделал паузу, – штат Вермонт.
– А как насчет повседневных дел? Положим, у тебя даже есть продукты. Но сможешь ли ты хоть что-нибудь из них приготовить?
Томас отвел взгляд. Я протянул руку и дотронулся до его ладони.
– Посмотри на меня, – велел я.
С большой неохотой Томас повернулся ко мне.
– Ты никогда не думал, что если бы немного изменил свой образ жизни, то смог бы взять хотя бы часть всех этих хлопот на себя? – спросил я.
– О чем ты?
– О том, что тебе следует более рационально распределять свое время.
На его лице отразилось недоумение.
– Я прекрасно умею распределять свое время.
Положив теперь обе ладони поверх стола, я усмехнулся:
– Неужели?
– Да. Все свое время я провожу с пользой.
– Что ж, опиши мне, как проходит твой обычный день.
– Какой именно? Среди недели или выходной?
– А что, твое расписание с понедельника по пятницу сильно отличается от субботы и воскресенья?
Томас изобразил глубокую задумчивость, прежде чем ответить:
– Нет, наверное.
– Тогда подойдет любой из дней. Выбирай сам.
Теперь он уже посмотрел на меня с подозрением.
– Ты хочешь посмеяться надо мной? Решил подразнить?
– Но ты же сам сказал, что умеешь использовать свое время с умом. Так расскажи об этом.
– Ладно, – кивнул Томас. – Я просыпаюсь примерно в девять, принимаю душ, а в половине десятого у папы уже готов завтрак. Вскоре я могу браться за работу.
– Вот-вот, о работе! – воскликнул я. – Расскажи подробнее, чем ты занимаешься.
– Ты знаешь.
– Не припомню, чтобы раньше ты называл это работой. Рассказывай.
– Я начинаю работать после завтрака, затем делаю перерыв на обед, снова работаю до ужина, а потом опять работаю и ложусь спать.
– А ложишься ты часа в два-три ночи?
– Да.
– Ты не сообщил о сути своей работы.
– Зачем ты устраиваешь мне допрос, Рэй?
– Затем, наверное, что ты мог бы уделять своей работе, как ты это называешь, чуть меньше времени, и тогда у тебя появилась бы возможность немного позаботиться о себе. Ведь не секрет, Томас, что уже очень давно тебе приходится справляться с известными сложностями, которые продолжают тебя беспокоить. И я учитываю это так же, как все понимали наши родители. И по сравнению со множеством других людей, у которых та же проблема, что и у тебя, которые тоже слышат голоса и имеют прочие схожие симптомы, ты просто молодчина. Ты сам встаешь, сам одеваешься, и мы можем с тобой, как сейчас, сесть вместе и обо всем поговорить.
