– Мне бы в твои годы так же молодо выглядеть, Семефа, – не без зависти вздохнула Агафья. – А то ведь бабий-то век короток, к сорока годам опадает красота, как осенняя листва.
– Не печалься, душа моя! – Семефа обняла Агафью за талию. – И дети у тебя будут. И красивой ты останешься до глубокой старости.
Задушевную беседу Агафьи с Семефой прервало появление Всеволода, по мрачному лицу которого можно было понять, что он принес плохие известия.
– Что случилось, милый? – встрепенулась Агафья, кинувшись к мужу.
Всеволод решительно отстранил от себя протянутые руки Агафьи и стал снимать с себя воинский плащ, пояс с мечом и кольчугу, сердито швыряя все это себе под ноги. Между бровями у него залегла суровая морщина.
– Дело дрянь, горлица моя, – вымолвил Всеволод, не глядя на жену. – Не сегодня завтра татары будут под Москвой. Дмитрий Иванович с шестью сотнями конников ушел в Кострому для сбора большой рати. Владимир Храбрый с пятью сотнями дружинников отправился к Волоку-Ламскому с той же целью. Воевода Дмитрий Боброк с двумя сотнями всадников двинулся во Владимир поднимать тамошний люд на битву с ордынцами. Также отправлены гонцы в Ярославль, Ростов и Суздаль с повелением к тамошним князьям собирать конные и пешие полки.
– Кто же будет оборонять Москву от нехристей? – спросила Семефа немного растерянным голосом.
– Москву будет защищать от Тохтамыша князь Остей, – ответил Всеволод, зашвырнув кольчугу под скамью. – Дмитрий Иванович приказал Остею сжечь дотла посады, а всему посадскому люду надлежит укрыться за каменными стенами Кромника. Остею велено выдерживать татарскую осаду, не выходя за стены на вылазки. Под началом Остея Дмитрий Иванович оставил дружину в девять сотен копий. К тому же Остею дозволено брать оружие из великокняжеского арсенала, дабы вооружить мужиков и ремесленников.
Словно в подтверждение сказанного Всеволодом, по Бондарному переулку проехал глашатай верхом на коне, объявляя зычным голосом о том, что жителям Великого Посада нужно сегодня же перебраться в каменный Кромник, забрав лишь самые ценные вещи.
– Все брошенные дома и прочие посадские строения, включая церкви, будут сожжены! – громко выкрикивал бирюч. – Таково повеление московского князя Дмитрия Ивановича! Кто ослушается, тот будет наказан плетьми. Слушайте все, такова воля Дмитрия Ивановича!.. Спешите, люди добрые, ибо татары уже близко. Гоните скотину в леса, а семьи свои укрывайте за стенами Кромника.
Семефа поспешила к себе домой, чтобы собрать самые необходимые вещи.
Агафья, бессильно опустившись на стул, дала волю слезам.
– Ну, что же это за напасть такая! – рыдала она, сорвав с головы платок и комкая его в руках. – Почто же нету нам спасения ни в Муроме, ни в Москве от татар проклятущих! Неужто нам придется бежать от нехристей на край света за леса и долы…
– Никуда мы с тобой не побежим, – буркнул Всеволод, метаясь из комнаты в комнату и запихивая в мешок платья Агафьи, ее зимние сапожки и беличью шубейку. – В Москве пересидим татарское нашествие, милая. Кромник московский в прошлом две литовские осады выдержал, устоит сия каменная твердыня и против Тохтамыша.
– Мы же за дом кучу денег отдали брату твоему, – молвила Агафья, размазывая слезы по щекам. – И что теперь, милый? Получается, денежки наши сгорят в пламени вместе с домом. Все труды наши пойдут прахом!
– Были бы целы руки и голова, а дом можно новый построить, – сказал Всеволод, завязывая туго набитый мешок обрывком веревки.
– Не разумею, зачем надо жечь дома? – раздраженно обронила Агафья. – Пусть жилища стояли бы пустые, ведь татары не останутся тут на зимовку.
– Ордынцы могут разобрать терема по бревнышку и соорудить из них осадные машины, – назидательно промолвил Всеволод. – Этими же бревнами нехристи могут забросать крепостной ров у восточной стены Кромника. Потому-то Дмитрий Иванович и повелел сжечь посады дотла, дабы у татар не оказалось под рукой строительного материала. Это же военная наука, милая.
Агафья взирала на происходящее вокруг с испугом и изумлением. Огромные толпы людей – мужчин, женщин и детей, – обремененные сумами, мешками и корзинами, валом валили в распахнутые настежь Никольские, Фроловские и Тимофеевские ворота, вливаясь в каменную цитадель на Боровицком холме. Этот шумный людской поток тянулся с утра до полудня из Замосковоречья, с Черторыя, из Великого Посада, с Кучкова поля, из-за Яузы-реки, где было немало сел и боярских усадеб.
Дабы избежать в Кромнике излишней скученности, тиуны и гридни Остея Валимунтовича не пропускали в ворота крепости крестьян с возами, коровами и козами, веля им прятаться в лесах или уходить в Дмитров и Переславль-Залесский.
Среди жителей посадов было немало тех, кто не собирался терпеть тяготы осады в Кромнике, предпочитая укрыться от татар в дальних городах и деревнях за рекой Клязьмой. Длинные колонны беженцев тянулись от Москвы на север по тверской дороге, на северо-восток по переславской дороге и по владимирской дороге на восток. Мелкая белая пыль, взбитая колесами телег и копытами лошадей, клубилась густыми облаками над лугами и перелесками. Порывы ветра взметывали пыльную завесу выше деревьев, заволакивая ею небеса на северо-востоке.
После полудня над опустевшими посадами, где не осталось ни души, взметнулись рыжие языки пламени, источая бурый и сизый дым. Это слуги и гридни Остея Валимунтовича пробежали с факелами по всем московским предместьям, запалив и роскошные терема, и храмы, и бедные лачуги. Гигантский пожар, раздуваемый ветром, охватил Кромник с трех сторон. С ужасным гулом и треском полыхали целые улицы, горели, как свечки, хоромы богатых купцов, заволакивая дымом и копотью небо над Кромником. Нестерпимый жар гулял волнами над пожарищем, распугав всех ворон и галок в округе. Обжигающее дыхание пожара доносило ветром и до каменных стен и башен Кромника, на которых теснились многие сотни московлян, с горестными стенаниями взиравших на свирепое буйство огненной стихии. В этот день большие убытки понесли все жители посадов: и богатые, и бедные.
Люди, нашедшие прибежище в Кромнике, заняли все постоялые дворы, храмы и монастырские подворья. Кому-то предоставляли кров друзья или родственники, но таких было немного. Основная масса народа была вынуждена обустраиваться кое-как в сараях, банях, палатках, шалашах и просто под открытым небом. Скученность порождала немало затруднений, споров и конфликтов, которые приходилось в срочном порядке разрешать князю Остею, в руках у которого была верховная власть.
Всеволоду и Агафье повезло, поскольку князь Остей разместил их в тереме своего тестя, ушедшего с дружиной Дмитрия Ивановича в Кострому. Своих домочадцев боярин Федор Воронец загодя отправил во Владимир. По просьбе Всеволода, Остей Валимунтович также дал приют повитухе Семефе, суконщику Адаму и его жене Прасковье.
Всеволод хотел было позаботиться и о семье Акима, но тот, как оказалось, спешно отъехал во Владимир, прихватив жену, детей и самый ценный товар. Об этом Всеволоду поведал Адам, помогавший Акиму грузить пожитки на возы.
