Глаза царицы загорелись нехорошим огнем. Она сдерживала себя изо всех сил, так хотелось вгрызться в глотку Октавиану.
Сквозь зубы она процедила:
– Пользуйся, разрешаю.
Октавиан весело рассмеялся.
– Так и поступлю.
Уже возле самой двери Клеопатра окликнула его:
– А что мои дети?
– Дети? С ними все будет хорошо. Я клянусь, что не обижу их и превосходно их воспитаю.
Выйдя из мавзолея, Октавиан подозвал к себе Долабеллу.
– Долабелла, если ты сегодня увидишь, что к Клеопатре кто-то пришел или что-то принес, или она решила выпить вино, которое ты раньше у нее никогда не видел, – не препятствуй ей в этом.
– Хорошо, господин.
– Да, и постарайся, как бы между прочим, сказать о том, как ты сочувствуешь тому, что ей придется ехать в Рим и участвовать в триумфе. Обязательно скажи, что Октавиан, – консул показал на себя, – после триумфа любит устраивать публичные пытки пленным.
– Хорошо, господин. – Долабелла удивленно смотрел на Октавиана. – А что, пытки будут?
Октавиан еще ближе подошел к Долабелле и вразумительно произнес:
– Конечно нет! Я же не мясник! Но когда твоя телега перегружена лишними товарами, что ты делаешь?
– Сбрасываю их.
Октавиан многозначительно посмотрел на Корнелия.
– Все будет сделано должным образом, господин.
20
Клеопатре снился удивительный сон, будто, гуляя по царскому саду, она вышла ко дворцу. Залитый солнечным светом, он был великолепен как никогда!
– Сестра! Сестра! Иди к нам! – весело закричали ей Береника и Арсиноя, выглядывая из дворцовых окон.
Клеопатра на мгновение закрыла глаза. Как же давно она не видела их! Как соскучилась по всем родным!
Клеопатра сидела на самом лучшем месте за пиршественным столом. Здесь была вся птолемеевская семья. Слушая их смех и шутки, царица чувствовала, как ее сердце, много лет назад обращенное в камень, оживает. По правую руку от нее сидел Цезарь, по левую – Марк Антоний. Среди шумных и веселых гостей мелькало лицо Гнея Помпея. Но Клеопатра не позвала его за стол, ей хотелось побыть с мужьями. Взяв Цезаря за руку, она поцеловала его ладонь и со слезами на глазах прошептала:
– Я так долго ждала тебя. Так долго…
Затем она повернулась к Марку Антонию и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Прости меня, Антоний, – еле слышно прошептали ее губы.
– Божественная, проснись!
Клеопатра открыла глаза. Все было по-прежнему: мавзолей, одиночество и близкая гибель.
– Зачем ты разбудила меня, Хармион?
– Вы так страшно рыдали, что я испугалась за вас.
Поднявшись с кровати, Клеопатра посмотрела в окно.
– Какой хороший сегодня день. Солнечный. Мой последний день.
– Божественная, не говорите так!
– Увы, Хармион, сначала я держала ответ перед богами, а сегодня ночью меня простили родные и любимые. Мой путь окончен. – Тяжело вздохнув, Клеопатра прошептала: – Наконец-то…
В зал неслышно вошла Ирада.
– Божественная, к вам пришел Аполлодор с какой-то женщиной.
– Аполлодор? И его впустили?
– Да! Вчера Долабелла признался мне, что влюблен в вас и готов ради вас многое сделать.
– В меня влюблен? Что за глупости? Он молодой и красивый, а я старая и безобразная.
– Божественная, не наговаривайте на себя понапрасну. Главное, что он хочет вам помочь.
– Ну что ж, пусть будет так. А что за женщина?
– Не знаю.
– Ирада!
– Да, Божественная.
– Найди Олимпу и скажи… Скажи, что я готова. Он поймет.
– Хорошо, Божественная.
Когда в зал вошли Аполлодор со своей спутницей, Клеопатра потрясенно замерла. Казалось, время не властно над этой удивительной женщиной. Все так же она была стройна и красива.
– Нефтида! – не веря своим глазам, воскликнула царица. – Нефтида!
Они крепко обнялись и заплакали. Их искренние слезы смывали обиду, горечь долгой разлуки и непонимание. Иногда время разбивает дружбу, а иногда – делает еще более крепкой.
– Прости! Прости меня! – шептала царица.
– Это ты прости меня! – в тон ей отвечала Нефтида. – Я так боялась, что ты не захочешь больше меня видеть, потому и не вернулась.
– А я так ждала! Так ждала! Как же мне не хватало тебя все эти годы!
Сев на скамью, они втроем очень долго разговаривали. Нефтида рассказала, как жила все это время, как все бросила и пришла в Александрию, почувствовав, что над царицей нависла смерть. Аполлодор утешал ее и говорил, что придумал план побега. Царица рассказала о странном сне, в котором она была на суде Осириса, о прощении богов и о той преисподней, что ждет ее. Потом они вспоминали прошлое, молодость. Все это время Клеопатра держала Нефтиду за руку, словно боясь опять потерять свою единственную подругу.
– Мы видимся в последний раз, – наконец смогла признаться царица.
Глаза Нефтиды потемнели, а Аполлодор тяжело вздохнул.
– Ты переоденешься в мою одежду, стража ничего не заметит. А завтра…
– Нет, Нефтида. Я не хочу никуда бежать. Зачем? Помнишь проклятую царицу Нефертити? Она ведь тоже отказалась бежать и тем самым сохранила свои честь и достоинство. Хороший пример для подражания. Не следует царям убегать от других царей, а смерть все равно не обманешь.
Наступило молчание.
– Ты будешь прощаться с детьми? – Голос Аполлодора непривычно дрогнул, а на глаза навернулись слезы.
Клеопатра отрицательно покачала головой.
– Не хочу, чтобы они видели меня поверженной и униженной. Пусть они запомнят меня царицей. А что Цезарион? Он добрался до Индии?
– Да, – соврал Аполлодор.
Вот уже несколько дней Цезарион сидел в темнице и ждал, когда решится его участь. Еще ранее, когда он был арестован в порту Береники, сириец попытался отбить его, однако ничего не вышло. Тогда он отправил наемных убийц к наставнику Родону, предавшему своего воспитанника. Впрочем, смерть мерзавца все равно ничего не исправила. Участь Цезариона была предрешена.
– Слава богам! Сын Цезаря продолжит дело отца и матери! Ну что ж, уже вечер, нам пора расставаться.
Клеопатра крепко обняла Нефтиду. Затем Аполлодора. Он долго не отпускал ее. И царица чувствовала, как по его щекам бегут слезы.
– Я тебя очень, очень люблю, – наконец прошептал он.
Клеопатра заплакала и сквозь слезы произнесла:
