Почему силовые структуры, имеющие на тот момент в своих руках все необходимые ресурсы, вели себя столь непоследовательно? Почему, «заварив кашу», никто из опытных чекистов не стал ее расхлебывать?..
Предположить, что председателем КГБ Владимиром Крючковым руководили элементарный страх и негибкость мышления, трудно. Не хочется верить и в то, что его действия были каким-то образом пресечены спецслужбами США. Почему же, поставив перед собой цель — спасение Союза, в итоге КГБ стало инструментом по его развалу?
Еще загадка — поведение армии. Поведение Бакланова, всего Генштаба, нерешительность министра обороны Язова. И совершенно непонятное руководство армией. В самом деле, армия стала провоцирующим фактором: если она занимает оборонные позиции, то зачем? Если наступательные, то почему она выходит на позиции без оружия? И против кого армия собралась воевать?
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АЛЕКСАНДРА КОРЖАКОВА:
«На второй день генерал Лебедь опять пришел ко мне и сообщил о полученном приказе увести свое подразделение к месту дислокации части. Приказ он должен выполнить в два часа дня. Я доложил Борису Николаевичу об этом, и мы опять втроем собрались в задней комнате президентского кабинета.
Лебедь повторил:
— Я получил приказ и обязан вам о нем доложить. Поскольку меня послали вас охранять, без предупреждения не могу увести своих солдат.
Мы оценили приказ, полученный Лебедем, как предвестник штурма. Если уводят десантников, значит, «Альфа» готова брать Белый дом.
Борис Николаевич сказал Лебедю:
— Я вам приказываю оставить десантников.
— Не могу не выполнить приказ, потому что давал присягу, — ответил генерал. — А присягу я давал Горбачеву. Сейчас Горбачева нет. Непонятно даже, где он. Но выход есть. Если вы, Борис Николаевич, президент России, сейчас издадите указ о назначении себя Верховным главнокомандующим, то я буду подчиняться вам.
Но президент отклонил это предложение. Разговор закончился ничем. Лебедь на прощание еще раз напомнил, что не имеет права нарушать присягу и нет для него ничего дороже офицерской чести.
Настроение у Ельцина испортилось.
Ровно в два часа дня десантники построились, сели на свои машины и медленно ретировались. Их провожали с грустью, особенно переживали защитники Белого дома. Многие почувствовали обреченность: раз солдаты ушли, значит, действительно произойдет что-то ужасное».
Но ничего ужасного не произошло. «Альфа», равно как и весь КГБ, оставила Ельцина в покое… А блокаду сняли с Белого дома в силу ее бессмысленности. Армии была дана команда «отбой»!
С этой «армейской» загадкой связана и самая трагическая загадка ГКЧП. Таинственная смерть двух самых сильных фигур, поддерживающих ГКЧП, а именно: гибель маршала сухопутных войск Сергея Ахромеева и министра внутренних дел Бориса Пуго.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВАЛЕНТИНА ВАРЕННИКОВА:
«Не верилось, что маршал Ахромеев покончил жизнь самоубийством. Я полностью отвергаю, не верю, что он мог именно так повеситься. Хотя в деле имеются и оставленные Сергеем Федоровичем записки, в которых он рассказывает, как готовил шнуры, как они обрывались после первой попытки и какие он принял меры, чтобы шнуры не обрывались при второй самоказни в его кремлевском кабинете. Ахромеев должен был бороться, и он уже включился в эту борьбу… Во время путча он специально вернулся в Москву из Сочи! Так как же погиб Ахромеев? Трагедия случилась 24 августа 1991 г. Не исключаю мощного зомбирования, не исключаю и присутствия при этом и постороннего лица».
Странная смерть постигла и семью министра внутренних дел генерал-полковника Бориса Пуго 22 августа 1991 г. Когда дверь в его квартире взломали и вошли к нему в спальню, то его жена еще была живой, но уже без сознания. Она умирала. Пистолет Бориса Пуго, из которого он якобы застрелил жену, аккуратно лежал на прикроватной тумбочке. То есть вначале он спокойно застрелил жену, потом застрелил себя и после всего этого положил пистолет на тумбочку?!
Очевидно, что оба самоубийства были инсценированы. Но кем? С какой целью?! Кто был исполнителем?
И, наконец, последняя загадка. Нерешительность Горбачева. Что в действительности стояло за его «дипломатией», когда он не мог ничего сформулировать конкретного в адрес делегации, прилетевшей в Форос. Он и не запретил введение чрезвычайного положения, и не одобрил его. «Делайте что хотите, черт с вами» — вот его ответ, задокументированный очевидцами.
Прилетев из Фороса в Москву, Горбачев, похоже, даже не понял, что уже реально потерял власть. Пока глава государства бездействовал, позволял событиям идти своим естественным чередом, Ельцин пошел напролом, как танк, отнюдь не боясь, что в его действиях будет что-то незаконное.
После «путча» Горбачев оставался еще три месяца у власти уже чисто номинально. А Ельцин в своих мемуарах напишет: «Поздно ночью во «Внукове-2» с трапа самолета спустился Горбачев, как кто-то написал в газете, «с перевернутым лицом»; сошли с борта самолета его родные. Я смотрел эти кадры по телевизору и думал: замечательно, что у такой страшной истории такой хороший конец».
В самом деле, по всем центральным каналам показали, как с трапа самолета спускается, понуро опустив голову, с видом побитого пса, в неказистой серой курточке и в каком-то спортивном, неофициальном костюме, президент страны. В этот момент всем стало ясно, что Горбачев проиграл. И что больше он не хозяин в доме.
Четырнадцать лет спустя, в 2005 году, Центр изучения общественного мнения провел опрос россиян: какую позицию они заняли бы, если бы августовский путч повторился. Более трети опрошенных — 39 % — ответили, что ни Ельцин, ни Горбачев, ни ГКЧП у них симпатии не вызывают. 18 % поддержали бы Комитет по чрезвычайному положению. И лишь 13 % — на стороне Ельцина.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АЛЕКСАНДРА КОРЖАКОВА:
«По телевизору без конца повторяли исторический эпизод — освобожденный из форосского плена Горбачев приехал в Белый дом, а Ельцин в этот момент стоял на трибуне и подписывал Указ о запрете КПСС.
После победы шеф решил: пришло время переехать в Кремль. Он договорился с Горбачевым о разделе кремлевской территории: президент СССР вместе с аппаратом оставляют за собой первый корпус, а Борис Николаевич с подчиненными въезжает в четырнадцатый.
Первый корпус там, где большой купол и флаг Российского государства, а четырнадцатый расположен у Спасских ворот. Старожилы помнят, что раньше в этом здании был Кремлевский театр. Ельцину выделили кабинет на четвертом этаже — светлый, просторный. Рядом — кабинеты помощников.
Следующее условие Бориса Николаевича касалось кадровых назначений — их теперь следовало делать сообща. Выбора у президента СССР не было, и он согласился.
Михаил Сергеевич сразу после Фороса, за одну ночь назначил новых министров обороны, иностранных дел и председателя КГБ. Ельцина, естественно, такая шустрая самостоятельность возмутила. Он решил все переделать по-своему. При мне в приемную Горбачева вызвали министра обороны Моисеева, который на этом посту и суток не пробыл. Он, видимо, предвидел грядущие должностные перемещения и со спокойным лицом вошел в кабинет, где сидели оба президента. Горбачев обосновался за своим письменным столом, а Ельцин рядом. Ельцин сказал Горбачеву: «Объясните ему, что он уже не министр». Горбачев покорно повторил слова Бориса Николаевича. Моисеев молча выслушал и вышел.
