Перезимовали. Тут стольник Васька Грязной донес царю из Воронежа, что на Дону запасу много, купцы навезли, и с Царицына подошел, «и вольные де, Государь, люди тот твой государев запас продавали на Дону четверть за гривну», а ныне тех вольных на Дону нет: «Не хотя служить, убегли».
Нашел царь «крайнего» и попенял донским казакам: «И ведомо нам Великому государю, учинилось, что вы, атаманы и казаки и все Донское Войско, нашим жалованием, хлебные запасы, с вольными людьми не делились и их во всем оскорбляли» (последние пять слов в грамоте зачеркнуты).
На то слово царское составлена была на Дону челобитная, — куда жалованье ушло, и послали в Москву атамана Андрея Покушалова и с ним из оставшихся новых вольных людей Григория Арсеньева, Офонасия Бороду, Богдана Северова, Павла Кислякова и других, чтоб подтвердили, мол, все по-братски… Там же при войсковой отписке был список вольным людям, оставшимся на службе на Дону, и там уже в 1-й сотне у Богдана Северова числился десятником не Панька, а Павел Кисляков
[108]
.
Покушалов, едва прибыв в Москву, попал в приказ, рассорившись с квартирным хозяином, Новгородской сотни тяглецом
[109]
Автономом Кирилловым. Сказывал Кириллов, что Покушалов, пьяный, бил своих казаков и ломал у хозяина клеть
[110]
. Спросил Кириллов: «Для чего ломаешь клеть мою?», а Андрей Покушалов учал его бить ослопьями и кряквами (дубинами и клюками). Кириллов, «скоча из двора своево и учел являть (доносить), и он де, Ондрей, всугонь (вдогонку) его учел бить дубьем». Покушалов отказывался: «Он де Овтомошку не бивал…» И были казаки отпущены из Москвы с честью.
В ноябре того же года послали новый список «вольным новоприборным Донским казакам, сотникам, десятникам и рядовым, которые остались в Войске Донском государю служить». И там за сотником Исеняк Мурзой Колеватовым сыном, князем Сабановым, числился командиром 15-й сотни Павел Потапов, сын Кисляков. «И всего по списку, каков прислали з Дону Донские казаки, осталось на Дону вольных людей: сотников 22 человека, да рядовых 2143 человек. Обоево 2165 человек». Пометка: «На Дон грамота, чтоб вольных кормили и запасы давали. А государево жалование и запасы к ним посланы многие и вперед пришлют».
Помнили о том пришествии на Дон своего предка Кисляковы смутно, говорили, что пришел он из-под Рязани, а когда точно, не помнили — говорили, что при Иване Грозном.
И еще один след всплывает вдруг, но далеко от Рязани. Существовал в Запорожском Войске целый курень — Кисляковский. В списке 38 куреней стоит он последним. И на ландкартах той земли встречаем мы название это не раз. В отличие от Донской области, где это имя лишь овраги да ерики носят есть овраг Кисляков при балке Каменной на речке Тихой, такой же овраг на речке Большой Голубой да ерик Кисляков у Курмоярского Аксая), был на Украине под Уманью целый городишко — Кисляк. Описывая дела давно минувшие, упомянул историк С. М. Соловьев, что в 1663 году «… полковник браславский Иван Щербин верною службою царю заглаживал прежнюю свою дружбу с Выговским: вышедши из Умани, он отнял у поляков три города: Бабаны, Косеновки и Кисляк, перерезавши всех бывших там ляхов». Позже встречаем мы на Буге, в Елисаветградском уезде Херсонской губернии, село Кисляковку, где в 1772 году построена была первая в тех местах каменная с бойницами церковь во имя Спаса. А за Бугом — место пограничное, Кислякова балка (овраг), рядом с Гордеевой балкой. Это уж польская территория считалась. Сторожила здесь границу Бугогардовская паланка запорожцев, пока Польшу не поделили. Имеют ли эти места отношение к Кисляковскому куреню запорожцев? Может быть. Курени изначально объединяли земляков. Что известно об этом курене?
После того как Текелий Сечь разорил, а Потемкин возродил новое Войско — Черноморское, возил Суворов запорожцам войсковое знамя белое и малые разноцветные куренные знамена. На 38 куреней привез он их 35. Три же куреня — Ирклиевский, Брюховецкий и Кисляковский — сохранили свои прежние «прапиры» образца 1770 года, поскольку к туркам за Дунай, как большинство обездоленных Екатериной запорожцев, не уходили, верность России сохраняли.
А когда переселились черноморцы на Кубань, стал курень Кисляковский на речке Ее и назвался Кисляковской станицей.
Место по жребию попалось куреню лучшее: на плодородной земле вдали от опасностей, от кубанского пограничья. Может быть, поэтому завидовали, глядя на эту землю, донские казаки. И одна из ветвей донских казаков Кисляковых намекала иногда в разговорах, что земли Кисляковской станицы соседнего Войска на самом деле были когда-то их землями. Многие верили, так как земли эти оказались пограничными между Донским Войском и новым, Черноморским.
На сам ом же деле ветвь эта жила на Дону задолго до того, как переселились запорожцы на Кубань и земли ничейные по жребию поделили. Ветвь эта — Кисляковых бессергеневских…
Стоит выше по Дону станица Бессергеневская. Старый вал в ров осыпался, по насыпи — колючий терн.
Ехал как-то через станицу один знатный человек, впечатления свои записывал. День был будний, но никто не работал. Сидели казаки кучками, на путешественника смотрели. Если он им кланялся, то и они вставали и кланялись в ответ. «Благородная леность у них в моде», — отметил путешественник. Описал он еще женщин в странных уборах: тюрбан и два рога. У богатых — рукава шелковые, у бедных — полотняные и по ним набойные красные цветы… Прямо мордва какая-то.
Бессергеневские Кисляковы тоже ребята не промах. Сохранились старинные записи, что в январе 1777 года, по доношению казака Бессергеневской станицы Филиппа Кислякова, приказано служить ему сотником. Полугода не прошло, и пришлось оного заносчивого сотника войсковым властям окорачивать.
«16 мая 1777. По рапорту Бессергеневской станицы приказано той станицы сотника Филиппа Кислякова, сыскав, сюда в Черкасск (отправить) и о подлежащем по тому рапорту отобрать ответ…
24 мая 1777. По ответу Бессергеневской станицы походного сотника Филиппа Кислякова приказано в причиненной им той станицы атаману и старикам обиде просить ему на зборе христианское прощение, а ему подтвердить, что впредь быть воздержаннее под опаской за то суда и истязания».
Обломали… Сидели они с тех пор, не высовывались. Глухо извещалось, что вносился в списки полка полковника Ефремова казак Козьма Кисляков, но был он, Кисляков, в бегах, а потом из бегов сам вернулся.
Полный перебор всей станице устроили в 1787 году, когда брали в поголовный поход. Ушли из станицы сотник Филипп Кисляков да некий казак Авил Кисляков. Известный Козьма назначен был по грамоте войсковой в «наряжаемую последнюю тысячу за казака вне уплате долгов есаульской жене Терезниковой». А остался в опустевшей станице атаманом есаул Клим Кисляков, герой турецкой войны, отличавшийся немало в полку Макарова. Этот всех тише сидел. Будучи в есаульском чине, хапнул он шесть тысяч десятин земли и примолк.
